– А как насчет вторника? – предлагаю я.
– Среда. – Серьезность Ноя дает трещины.
– Вторник и половина.
– Вторник и три четверти.
Быстро сообразить, чем вторник и половина отличается от вторника и трех четвертей, не получается, и я соглашаюсь увидеться с Ноем во вторник и три четверти.
– Мне просто нужно подумать, – говорит Ной.
Знаю, что не надо, но я наклоняюсь и целую его. Задеваю фотоаппарат, и тот снимает наши ноги, когда Ной целует меня в ответ.
– Об этом явно стоит подумать, – отмечает Ной, когда мы отстраняемся друг от друга. Вот только полностью он мне не уступает. – Вторник и три четверти, – подводит итог он.
– Вторник и три четверти, – соглашаюсь я.
Ной уходит, и я скучаю по нему. Знаю, что буду скучать по нему остаток сегодняшнего дня, и завтрашний, и три четверти послезавтра. Пусть даже Ною не известно про Пола-Который-Целовал-Кайла; пусть даже я не представляю, каким словом или делом мог спровоцировать его психоз, чувствуется, что вина здесь моя. Я искушал судьбу, и теперь мне от нее прилетает.
Еще неприятнее от того, что мне не с кем поговорить.
Тони в ссылке, у Джони паранойя, Тед не вариант, а Беспредельная Дарлин, вероятно, скажет, что я получаю по заслугам. Слова теснятся у меня в голове, не давая покоя.
Остаток учебного дня я витаю в облаках. А потом Джони сбрасывает меня с небес на землю.
– Что за фигню ты пытался провернуть за ланчем? – набрасывается на меня она, когда я складываю учебники в шкафчик.
Чака рядом с ней нет.
– Эй, а где твой придаток?
Джони захлопывает мой шкафчик, едва не прищемив мне пальцы.
– Ты достал меня, Пол! – орет она. – Достало твое отношение и всех остальных тоже. Ты хочешь, чтобы ничего не менялось. Ты хочешь, чтобы я вернулась к Теду и чтобы мы тусовались нашей маленькой компашкой, пока нас носят наши маленькие ножки. Но я так поступать не намерена. Твои узколобые рамки не для меня.
В ответ на такое у меня срабатывает защитная реакция.
– Это точная цитата Чака или таки перифраз? – интересуюсь я скорее от желания позлить Джони, чем от уверенности в своей правоте.