– Тебя что, только это сейчас волнует? – Странница посмотрела на неё с осуждением. – А мои слова, что я спасу тебя и твоего ребёнка, ты, похоже, мимо ушей пропустила? Только это сейчас имеет значение, пойми! Как я исчезла и снова появилась – тебя не должно волновать, просто прими это как факт. И ответь на вопрос: ты согласна пойти со мной? Пойти туда, где сможешь жить счастливо?
Ощутив слабость в ногах, Люба пошатнулась, подошла к столу, опустилась на табурет. Её щека нервно дёрнулась. После долгого молчания, выдавила словно бы через силу:
– Мне страшно.
– Чёрт! – Странница хлопнула ладонью по столу. – Вот именно об этом я и говорила. У неё ребёнок скоро умрёт, сама мечтает с жизнью расстаться, а боится пойти с незнакомкой. Неизвестность пугает? Так смерть и есть самая большая неизвестность! За время своих странствий я открыла много тайн, но эта тайна так и осталась для меня за семью печатями. Тебе нечего терять, всё уже потеряно, а ты боишься пойти со мной? Честно, меня это изумляет.
Она сделала паузу, во время которой глядела на Любу, как на диковинную зверушку, затем продолжила:
– Буквально сегодня днём я обнаружила в подвале одного бомжа, почувствовала, что жить бедолаге осталось совсем недолго. Больной весь, дерьмом воняет. Я ему популярно объяснила, что отведу его к доктору, который способен забрать боль, излечить любую болезнь. Рассказала, что этот доктор сделает его жизнь счастливой. Я говорила чистую правду и знаешь, он мне поверил, это явственно было видно. Но, чёрт возьми, этот несчастный бродяга всё равно отказался пойти со мной! Просто взял и отказался. Всё скулил, что ему страшно. Какой-то чёртов когнитивный диссонанс, право слово. Он с одной стороны верил мне, а с другой… Даже не знаю, что в его голове творилось. Я глядела на него, глядела, а потом взяла, да пообещала, что там, куда я его отведу, будет много водки и хорошей закуски. Терпеть не могу врать, но тут уж я просто не выдержала и позволила себе небольшой обман. Ложь во спасение, так сказать. И знаешь, это подействовало! А всё потому, что водка и закуска для него были более понятны, чем жизнь без боли и страданий. Он даже как-то оживился вдруг, вылез из вороха гнилого тряпья и уже едва ли не умолял, чтобы я отвела его туда, куда обещала. Теперь ему хорошо.
Люба вынула из пачки на столе сигарету, долго чиркала зажигалкой, прежде чем та загорелась. Прикурила, выдохнула дым и уставилась на стену отсутствующим взглядом. Заговорила тихо, словно в полудрёме:
– Я действительно собираюсь вскрыть себе вены, когда Миша умрёт. Не вижу смысла дальше жить. И дело даже не в Мише, вернее, не только в нём… Просто я уже не верю, что в моей жизни что-то хорошее может случиться. Сколько себя помню, всё всегда было погано. Разве только в детстве.
Ей невыносимо хотелось выговориться, и она рассказала Страннице и о погибших в аварии родителях, и детском доме. Закурив очередную сигарету, поведала о замёрзшем в снегу муже, о сожителе, который оказался маньяком, о своих запоях и о том, как взглянула в будущее с надеждой, когда забеременела. Закончив, она заплакала.
– Я уже не боюсь. И меня больше не нужно уговаривать. Я пойду с тобой. Не могу больше жить в этой тоске. Каждый день для меня как год мучений. Время тянется, тянется… Пусть всё это прекратится. Отведи меня туда, куда отвела того бродягу.
– Отведу, – кивнула Странница. – И ни ты, ни твой сын больше сюда не вернётесь. Этот несправедливый мир останется для вас в прошлом. И ты уже никогда не захочешь вскрыть себе вены.
– Я верю. Правда, верю.
Странница улыбнулась, потянулась через стол и коснулась её руки.
– Рада это слышать, дорогая. И знаешь что… Спасибо тебе. Давненько я не сидела с кем-то вот так, на кухне, и говорила по душам. Пожалуй, целую вечность. Спасибо. Ну а теперь, одевайся, обувайся, укутай сынишку в одеяльце, и мы тронемся в путь.
Люба посмотрела в окно.
– Там сильный дождь.
– Здесь сильный дождь. А там, куда мы отправимся, хорошая погода.
Приятное волнение. Люба уже и не ждала, что испытает подобное чувство. До дрожи хотелось вырваться из этих давящих стен, из этого мира, оставив здесь всю накопившуюся боль. Пожилая гостья обещала счастье? Хорошо. Но Любу устроило бы и спокойствие. Обычное спокойствие.
– Собираемся, дорогая, – мягко сказала Странница. – Собираемся.
Люба вскочила с табуретки, выбежала из кухни, суетливо одела ребёнка, завернула его в одеяльце. В её голове пронеслась мысль: «Только бы эта женщина не передумала! Только бы не ушла без неё и Мишеньки!» Пришлось снова заглянуть на кухню, чтобы убедиться, что гостья всё ещё там, сидит и ждёт.