Первый тупик: наше общество и государство в обозримой перспективе не сможет вернуть нам советским строй (или строй с близким ему типом). Пытаться пробиться в прошлое - это значит истратить силы разума, ресурсы хозяйства и международного сотрудничества. Практическая попытка сдвига к реальному социализму -авантюра, которая усугубила бы наше состояние в нынешнем тупике. Причины неудачи такой попытки объективны: СССР как целостность разрушен, бывшие советские республики срочно разошлись по разным коридорам. От Прибалтики и Грузии до Украины бывшие наши республики преобразовались в проблемных соседей, а союзников из Восточной Европы - в членов НАТО и потенциальных противников. С самого начала реформ была произведена деиндустриализация России и демонтаж научной системы. Восстановление их потребует больших средств и больших групп квалифицированных кадров. Условий для реальной интеграции расколотого общества и народов, а также возрождения ключевых систем пока нет, это процессы постепенные и требуют консолидации.
За тридцать лет антисоветская коалиция обустроилась и деформировала или ликвидировала системы советского государства, общества и культуры. Инерция этого удара продолжает действовать.
Возможно, что самый разрушительный фактор в этом распаде состоит в том, что глубоко преобразована культура населения. За тридцать лет удалось втянуть большую часть граждан в зависимость от «шопинга» - потребительства не по карману. Вирус этой социальной болезни Запада диверсанты рассеяли по всей России.
Видный социолог З. Бауман сказал на лекции в Москве: «Последний кредитный кризис показал наглядно, к чему это может привести. Почему люди по уши попали в долги? - потому что видение будущего по общему согласию должно было выразиться в том, что из года в год стоимость вашей квартиры, высота ваших заработков должны были расти. Нечего бояться долгов, потому что этот прирост благосостояния будет достаточен, чтобы заплатить за все долги. Это такой пузырь, который должен был лопнуть. Если бы так случилось, мы бы выучили этот урок, тогда одна из иллюзий общества потребителей бы исчезла. Если это не состоится, если мы ничему не научимся, тогда придут в действие другие лимиты экономического роста -природные».
Измененная культура стала у нас барьером для возрождения гражданской солидарности, без которой не только невозможно вернуть справедливость в отношениях людях, но и не выбраться из нашей исторической ловушки. Соблазн «шопинга» так силен, что люди даже из западного среднего класса, воспитанного расчетливой буржуазией, «по уши попали в долги». Но социолог, говоря с нашей аудиторией, сомневается в том, что «если бы мы выучили этот урок, тогда одна из иллюзий общества потребителей бы исчезла».
Этих причин достаточно, положение очень тяжелое. Второе ограничение еще сложнее.
Второй тупик: наше общество и государство в обозримой перспективе не сможет создать в России суверенный дееспособный капитализм.
Главные причины известны, так как, что уже в начале XX в. Россия не смогла войти в клуб мирового капитализма: западный капитализм приобрел специфическую форму цитадели империализма. Он экспортировал капитал в зависимые страны и насаждал там анклавы своего капитализма. Одновременно в странах, которые не могли закрыться, Запад архаизировал остальное население и его уклады. В них устраивался «периферийный капитализм», который долго держал в состоянии слаборазвитости. Ни царская, ни советская Россия на это не пошли и не приняли капитализм (а СССР также помог ряду стран вырваться из периферийного капитализма).
Россия долго развивалась на основе советского строя, и векторы развития с капитализмом разошлись слишком далеко. Поэтому Россия за 1990-е гг. не смогла, а Запад и не собирался организовать конвергенцию. В результате взаимные отношения России и США ухудшились и стали хуже, чем отношения СССР и США. Это всем видно.
Это важный фактор для стратегических программ России с попытками войти в систему мирового капитализма. В какой же капитализм тянет Россию богатое меньшинство? Неразумно лезть в больной и кризисный западный капитализм и открывать ему все национальное достояние. И еще более странно лезть туда, куда их не пустят, а укажут место на краю периферийного архаичного капитализма.
В действительности, кризис индустриализма (и модерна) принципиально изменил и девальвировал понятия капитализм и социализм, да и само понятие формация стало слишком абстрактным. Большие культурные ареалы (прежде всего, цивилизации) уже в большой мере вырвались из удавок империализма. Китай и Индия, Иран и Бразилия по инерции классифицируют в терминах формаций, но более продуктивно представлять их как сложные самобытные целостности. И Россию после ее тридцатилетней эпопеи надо изучать как особый феномен.
Разумно не имитировать периферийный капитализм, а создавать наш свой общественный строй. У нас есть опыт СССР, и многие созданные тогда системы будут обновлены и развиты - в новых условиях и в новом обществе. У нас теперь есть опыт капитализма - и своего, и западного. Этот опыт дал нам важные уроки, и они нам помогут. Но придерживаться завершающего цикла «рыночной реформы», которая нас погрузила в кризис, неразумно.
Это осторожное предложение разобраться с образом и структурой с нашим нынешним строем и найти способ для переговоров и диалогов главных общностей с рациональными идеологиями.
И этой работы будет много.
Доктрина реформ предполагала высокую степень риска для всех систем страны. Для оценки и смягчения рисков надо было знать, как угрозы зарождались и развивались, по каким признакам их можно обнаружить и оценить, каков потенциал каждой из них, в каком месте реализуется опасность и что ей можно противопоставить.
В СССР это знание вырабатывали и систематизировали в основном две структуры - КГБ и наука. Они были методологически не вполне готовы для исследования угроз новых типов, но хотя бы распознавали угрозы актуальные. Обе эти структуры были переформатированы и ослаблены. Новые структуры, чтобы заменить прежние, не созданы. Необходимо провести анализ самой этой операции «разрушения структур предвидения». Без понимания этой операции процессы деградации не будут остановлены. Необходим структурно-функциональный анализ.
Любое решение предваряется таким анализом - глубоким или быстрым. Но любое целеполагание и проектирование действий требуют создания хотя бы грубого образа, который строится с помощью понятий этого анализа. На этой стадии и закладываются главные ошибки. Причиной ошибок часто бывает не дефицит информации и расчетов, а неверное представление о функции («зачем предпринимается данное действие?») и о структуре, которая предназначена для выполнения этой функции («что может и должна делать эта структура?»).
Ответить на вопросы «зачем?» и «что?» гораздо сложнее, чем это кажется в свете обыденного опыта. Часто эти вопросы перед собой и не ставят, а в вузах не всегда обучают способам их задать и потом на них ответить. Одна из причин - методологическая, смешиваются разные категории, образы проблемы и действий оказываются неадекватными.
Обычно считают вопрос о структуре («что надо создать?») вторичным, он как будто предопределяется ответом на вопрос «зачем?» Если целевая функция всего задания обозначена «сверху», то кажется, что структура ясна - она должна быть такой, чтобы в идеале привести целевую функцию к оптимуму (а в реальности - в зону хорошего или хотя бы приемлемого соответствия цели). Это - ошибка. Саму функцию еще надо подвергать анализу. Понять ее назначение бывает очень непросто, тем более, что власть часто маскирует свои истинные цели или смутно их представляет.
Непросто соотнести две главные категории - структуру и функцию, - что и зачем. Оба вопроса сложны, - разные группы в обществе и государстве ответят на эти вопросы по-разному, ибо у них разные интересы, ценности и цели. Группы, занимающие крайние позиции в этом спектре, дадут ответы несовместимые. Хороших «замкнутых» определений у категорий функция и структура нет, поскольку разделить их непросто - они «перетекают» друг в друга, так что функция невольно определяется через структуру, а структура через функцию. Когда мы спрашиваем «что?» (т. е. о структуре), невольно приходит на ум «для чего?».