Уже в 1994 году наблюдалось непримиримое неприятие приватизации, которое сочеталось с молчанием населения. Некоторые социологи заметили, что это молчание -признак гораздо более глубокого отрицания, чем протесты, митинги и демонстрации. Это был признак социальной ненависти, разрыв коммуникаций. «Российское кризисное сознание формируется как система защиты (самозащиты) большинства от враждебности и равнодушия властвующей элиты кризисного общества» (Н.Ф. Наумова).
На это важное наблюдение В.П. Горяинов заметил: «Сказанное как нельзя точно подходит к большинству населения России. Например, нами по состоянию на 1994 год было показано, что по структуре ценностных ориентаций население России наиболее точно соответствовало социальной группе рабочих, униженных и оскорбленных проведенной в стране грабительской приватизацией ».
В исследовании 1996 года сделан такой вывод: «Радикальные реформы, начатые в 1992 году, получили свою оценку не только на выборах, но и массовом сознании. Абсолютное большинство россиян (92 % опрошенных) убеждено, что “современное российское общество устроено так, что простые люди не получают справедливой доли общенародного богатства”. Эта несправедливость связывается в массовом сознании с итогами приватизации, которые, по мнению 3/4 опрошенных, являются ничем иным как “грабежом трудового народа” (15 % не согласны с такой оценкой, остальные затруднились с ответом)...
Вывод о происходящем ныне процессе преобразования латентной ценностной структуры общественного мнения в форме конфликтного сосуществования традиционных русских коллективистских ценностей, убеждений социалистического характера, укоренившихся в предшествующую эпоху, и демократических ценностей, индивидуалистических и буржуазно-либеральных взглядов на жизнь».
Вот главное: 75 % воспринимали приватизацию как грабеж. Она была осознана как зло. Травма так глубока, что произошел раскол общества. Это сразу разрушило систему норм, которые регулировали отношения этих двух частей общества - большинства и тех, кто получил кусок общенародной собственности.
Отношение населения к ценности социальной справедливости было все время в сфере внимания реформаторов. Тот факт, что доктрина реформы находилась в глубоком противоречии с этой ценностью, стал фундаментальной политической проблемой.
В обзоре 1999 г. сказано: «В период экономических трансформаций радикально-либерального плана в российских средствах массовой информации почти общим местом стало мнение, что в обществах с рыночной экономикой и либеральной демократией заботам о социальной справедливости места нет. ... Сейчас существуют как бы “две России”, расходящиеся в разные стороны социальные ветви. Они резко отличаются поведением, предпочтениями, ориентациями».
В международном исследовании отношения к социальной справедливости был задан вопрос, несет ли правительство ответственность за справедливое распределение доходов. В США положительный ответ дали 50 % опрошенных, в Нидерландах - 53 %, Великобритании - 67 %, Западной Германии - 71 %, Эстонии - 76 %, Чехословакии - 82 %, Японии - 86 %, Болгарии - 87 %, в Словении, Польше, Венгрии - 88 %, Восточной Германии и России - 96 %.
Таким образом, в массовом сознании самостоятельное значение приобрела проблема ценностной несовместимости с тем культурно-историческим типом, который стал в России властвующей элитой. С другой стороны, сама эта элита стала более жестко формулировать мальтузианские установки в отношении российских (точнее, почти исключительно русских «лентяев и люмпенов»).
В мышлении влиятельной части элиты созрело отношение к трудящимся как «иждивенцам и паразитам» - выверт элитарного сознания. Возникла идея «наказать паразитов» безработицей, а значит, голодом и страхом. А.Н. Яковлев представлял основную массу трудящихся паразитами, поражал мировую общественность заявлениями о «тотальной люмпенизации советского общества»: «Тьма убыточных предприятий, колхозов и совхозов, работники которых сами себя не кормят, следовательно, паразитируют на других».
Утверждение, что рабочие и крестьяне сами себя не кормят, а паразитируют на других (на ком?) - нонсенс. На Западе не верили, что кто-то может такое сказать или опубликовать в газете.
Вот социологический факт, регулярно подтверждаемый до настоящего момента: «На общественное настроение, возникшее после 1990-х, оказали решающее влияние даже не материальные потери, как бы они ни были велики, а обман... Ограбление со временем может забыться, но публичное унижение - глубокий психологический шрам, который постоянно напоминает о себе. Как писал в этой связи М. Вебер, “нация простит ущемление ее интересов, но не простит оскорбление ее достоинства”».
Во время перестройки и реформы самосознание социокультурных общностей целенаправленно разрушалось в кампаниях СМИ. Социолог О. А. Кармадонов в большой работе (2010 г.) пишет: «Как следует из представленного анализа, в тот период развенчивались не только партия и идеология. В ходе “реформирования” отечественного социума советского человека убедили в том, что он живет в обществе тотальной лжи. Родная армия, “на самом деле” - сборище пьяниц, садистов и ворья, наши врачи, по меньшей мере, непрофессионалы, а по большей -просто вредители и убийцы, учителя - ретрограды и садисты, рабочие - пьяницы и лентяи, крестьяне - лентяи и пьяницы. Советское общество и советские люди описывались в терминах социальной тератологии -парадигмы социального уродства, которая, якобы, адекватно отображает реалии. Это, разумеется, не могло не пройти бесследно для самоощущения представителей этих общностей и для их социального настроения, избираемых ими адаптационных стратегий - от эскапизма до группового пафоса.
Происходила массированная дискредитация профессиональных сообществ, обессмысливание деятельности профессионалов».
Вот вывод психиатра, зам. директора Государственного научного центра клинической и судебной психиатрии им. В.П. Сербского (2010 г.): «Переживания личного опыта каждого человека сформировали общую картину общественного неблагополучия. Развиваются чувство неудовлетворенности, опустошенности, постоянной усталости, тягостное ощущение того, что происходит что-то неладное. Люди видят и с трудом переносят усиливающиеся жестокость и хамство сильных».
Когда в 1990-е годы впервые перед людьми предстали эти «усиливающиеся жестокость и хамство сильных», они поразили многих. Речь здесь уже не о несправедливости, не об эксплуатации и даже не о неравенстве, что само по себе вызывало возмущение, а именно о хамстве как особом культурном оформлении наступившего на человека социального зла. Произошла гибридизация сословного чванства элиты с уголовными приемами унижения человека. Возник исторический блок «париев верха и париев дна» - союз коррумпированной частью элиты с уголовниками, замаскированный небольшой массовкой «прогрессивной интеллигенции». Восстановить социальный мир с этим союзом - сложнейшая задача государственной политики.
Разведенные реформой части общества уже осознали наличие между ними барьеров и разрывов. Возникшая общность предпринимателей поразила людей своим социал-дарвинизмом - это всегда было чуждо культуре России. На переднем крае конфликта - социальная справедливость именно как ценность. Эти установки регулярно подтверждаются. Таковы и выводы исследования осени 2009 г., проведенным Социологическим центром РАГС и Институтом социальных исследований, социологами Академии госслужбы при Президенте России: «В иерархии ценностных ориентаций ключевое значение имеет “социальная справедливость”. Для большинства опрошенных она по-прежнему означает преимущественно социальное равенство, что проявляется в оценке различий между людьми по принципу получения ими доходов. Во взглядах респондентов на соответствие оплаты труда трудовым усилиям произошел существенный сдвиг в сторону социального равенства... Оценки социальной справедливости с точки зрения морали предстают как осознание людьми общественно необходимого типа отношений.
Как показывают данные исследований, распределение мнений о сути социальной справедливости и о несправедливом характере общественных отношений одинаково и в младших, и в старших возрастных группах... Именно несоответствие социальной реальности ментальному представлению большинства о социальной справедливости в наибольшей мере отчуждает население от политического класса, представителей бизнеса и государственной власти».
Игнорировать эти сигналы - крайняя безответственность. Подобный ценностный разрыв - фундаментальная угроза. Никакой Госдеп не сможет организовать Майдана типа киевского, если для этого нет предпосылок.
П.А. Сорокин в важной работе «Причины войны и условия мира» (1944 г.) пишет: «Гражданские войны возникали от быстрого и коренного изменения высших ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении. Фактически все гражданские войны в прошлом происходили от резкого несоответствия высших ценностей у революционеров и контр-революционеров. От гражданских войн Египта и Персии до недавних событий в России и Испании история подтверждает справедливость этого положения».