Пока что культура нынешней России находится в отступлении. В среде новой «элиты» возникли течения, следующие болезненному ницшеанству. Они мечтают о выведении не просто новой породы людей («сверхчеловека»), а нового биологического вида, который даже не сможет давать с людьми потомства. Они предвидят «революцию интеллектуалов».
Известный криминолог, доктор юридических наук, бывший начальник российского бюро Интерпола, заслуженным юристом России, генерал МВД в отставке В.С. Овчинский недавно сообщил на семинаре: «По самым скромным оценкам, сейчас на территории России проживает до 30 миллионов лиц, судимых за уголовные преступления. Из 140 миллионов всего населения 30 миллионов у нас судимы за уголовные преступления. Которые прошли через места лишения свободы. У нас есть города, где половина всего мужского населения судимы не просто за преступления, а за тяжкие и особо тяжкие преступления. Такие, как Нижний Тагил, допустим. Там половина мужского населения судима за грабежи, разбои, убийства, рэкет и прочее».
В годы перестройки «Московский комсомолец» так объяснял сущность человека: «Изгнанный из эдемского рая, он озверел настолько, что начал поедать себе подобных - фигурально и буквально. Природа человека, как и всего живого на земле, основывается на естественном отборе, причем на самой жестокой его форме - отборе внутривидовом. Съешь ближнего!».
Дикторы телевидения заговорили с ёрничеством и улыбочками, программы наполнились невежеством и дешевой мистикой. Наше телевидение стало говорить на том же языке, с теми же ужимками, что на Западе (хотя там в личных разговорах их интеллектуалы сами признали, что с падением СССР Запад «оскотинился»). На телевидении возникла особая мировоззренческая и культурная система, работающая «на понижение». Экран испускал поток пошлости, в которой тонет проблема добра и зла. Невежество стало действенным!
В глубинных слоях элиты, рванули на ТВ, - как легендарный Голем, вышел из-под контроля. Оружие, которое дается с Запада и которым он разрушает наших людей, их мировоззренчество, - и при этом разрушает «хозяина». Запад втягивается в то, что философы уже окрестили как «молекулярная гражданская война» -множественное и внешне бессмысленное насилие на всех уровнях, от семьи и школы до верхушки государства. Но эти слои - уже они готовы.
Но разве не это же мы видели в среде наших нигилистов, бескорыстных антисоветчиков-шестидесятников? Но они и есть те, которые подняли на пьедестал вора и убийцу. Преступник стал положительным лирическим героем в поэзии! Высоцкий, конечно, не знал, какой удар он наносил по обществу, он не резал людей, он «только дал язык, нашел слова» - таков был социальный заказ элиты культурного слоя.
А ведь эта элита оказалась не только в «духовном родстве» с грабителями. Порой инженеры человеческих душ выпивали и закусывали на ворованные, а то и окровавленные деньги. Они говорили об этом не только без угрызений совести, но с удовлетворением.
Вот писатель Артур Макаров вспоминает в книге о Высоцком: «К нам, на Каретный, приходили разные люди. Бывали и из “отсидки”... Они тоже почитали за честь сидеть с нами за одним столом. Ну, например, Яша Ястреб! Никогда не забуду. Я иду в институт (я тогда учился в Литературном), иду со своей женой. Встречаем Яшу. Он говорит: “Пойдем в шашлычную, посидим”. Я замялся, а он понял, что у меня нет денег. “А-а, ерунда!” - и вот так задирает рукав пиджака. А у него от запястья до локтей на обеих руках часы!.. Так что не просто “блатные веянья”, а мы жили в этом времени. Практически все владели жаргоном - “ботали по фене”, многие тогда даже одевались под блатных» [Макаров А.С. Живая жизнь / / Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. М.: Петит, 1992, с. 3].
Вот так! В юности шли с грабителем в шашлычную, продав чьи-то снятые под ножом часы. Потом «давали слова» своим дружкам-поджигателям в перестройке, разводили огонь в Карабахе. Это уже далеко не те «чистые, бескорыстные и самоотверженные служители социальной веры».
Именно это, и в гораздо большей степени, произошло в России. Без духовного оправдания преступника авторитетом искусства не было бы взрыва преступности. Особенностью нашего кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов преступной морали - в прямом смысле. Преступник стал положительным лирическим героем в поэзии - таков был социальный заказ элиты культурного слоя.
Вот один из последних примеров - сериал «Сонька -Золотая Ручка», который снял Виктор Иванович Мережко. Он восхищен ею - «талантливая воровка». В этой воровке, которая действовала в составе банды, он видит героя, востребованного нынешним обществом: «Она уже легенда. И войдёт в число женщин-героинь обязательно! Это наша Мата Хари. Но не шпионка, а воровка». Национальная героиня России! В этих похвалах Мережко поддерживает телеканал «Россия»: «Ее таланту и авторитету в уголовном мире не было равных».
В русском фольклоре с уважением отзывались о мятежниках, иногда и о разбойниках с трагической судьбой, но не о профессиональных ворах и грабителях. Мережко говорит о том, что его побудила прославлять Соньку: «Уникальность и романтичность личности. Другой такой в нашей истории не было. Она не бандит вроде Пугачёва или Разина». Вот теперь о ком надо слагать народные песни типа «Есть на Волге утес».
Режиссёра спросили, хотелось бы ему встретиться с живой Сонькой. В ответ: «Конечно! Обязательно выразил бы ей свой восторг, уважение». Уважение! Мережко воровку уважает и детей учит: «Мы с дочкой даже сходили на Ваганьковское кладбище, где, по легенде, лежит Золотая Ручка. Нашли мраморный памятник, цветочки положили...» [Романов Н. Сонька на скорую руку -Литературная газета. № 20 (6120) 16-22 мая 2007 г.].
Чтобы этот особый дух «уважения к вору» навязать, хоть на время, большой части народа, трудилась целая армия поэтов, профессоров, газетчиков. Первая их задача была -устранить общие нравственные нормы, которые были для людей неписаным законом. В результате сегодня одним из главных препятствий к возврату России в нормальную жизнь стало широкое распространение и укоренение преступного мышления. Это нечто более глубокое, чем сама преступность. Этот вал антиморали накатывает на Россию и становится одной из фундаментальных угроз.
Общности разрушались разными средствами, например, в ходе кампании СМИ, которую вполне можно назвать информационно-психологической войной. Это было проведено на глубину, достаточную для ликвидации СССР - оставив страну без всех защитных систем народа.
Так мы пришли к новому истоку, и должны идти вперед. Мы видели перестройку, которая собрала философов, артистов, гениев с «сверхценными идеями мистического, иррационального содержания», и т. д. До 1990 г. она успела сделать все разломы, распады, катастрофы и соединила это в огромный синтез. И в том синтезе небольшая, но важная система и новый исток контрреволюции. А после 1990 г. «неявный» криминалитет разгромил производство, - и России и всю Евразию. Уже более 20 лет мы с трудом вырывались из рук олигархии. И надо помнить глубокие слои, - глобализация уже покрыла землю.
Новые города населялись молодежью послевоенного поколения. Общество быстро менялось: в 1929 г. высшее законченное образование имели 0,23 млн человек, а в 1989 г. - 20,2 млн человек. Быстро изменялась структура занятости в народном хозяйстве. Но главное, стали быстро оформляться и обретать самосознание социокультурные группы. Одновременно от традиционных профессий очень быстро стали отпочковываться новые специальности - во всех отраслях.
Сейчас молодежь с трудом представляет фактор, на который не обратило внимания наше образование: советское общество до 1950-х годов было скреплено механической солидарностью. Это значит, что тогда подавляющее большинство граждан по своему образу жизни, культуре и мировоззрению были очень близки. Это общество было похоже на религиозное братство. Особенно после Гражданской войны и до конца 1950-х гг. население было в состоянии «надклассового единства трудящихся». Война и бедствие, а позже победа, еще сильнее сплотили советских людей. Основная масса интеллигенции и служащих госаппарата, даже уже с высшим образованием, вышла из рабочих и крестьян. Она в главном мыслила в согласии с большинством.
«Когда в феврале 1992 г. Гайдару доложили, что в Зеленограде зафиксировано 36 голодных смертей, он спокойно ответил: “Идут радикальные преобразования, уход из жизни людей, не способных им противостоять, дело естественное”» [Тощенко Ж.Т. Кентавр-идеи как деформация общественного сознании // СОЦИС. 2011, № 12].
Постсоветская Россия тридцать лет переживает кризис, а множество обществоведов не выдали ни одного труда, который внятно объяснил людям, что происходит и куда все это катится. Научное знание живет и прирастает лишь в сообществе, а его-то не стало в 90-е, и само оно не возрождается. Так армия, ставшая толпой обезоруженных, теряет боеспособность.