– У людей довольно неправильное представление, – сказала Джейн, – о монашеских обителях.

– У меня нет о них никакого представления, я просто знаю, что вам нельзя заточать себя в одной из них.

– Видите, что я имею в виду?

– Боже, но вы же… замуруете себя, отгородите от всего мира. Для чего? Чтобы делать что?

– Если я скажу «молиться», это не получит особого отклика. Так что просто забудьте.

– Я не могу.

– Почему? Почему это всегда заставляет людей так реагировать? Я не хочу спорить, я не хочу сражаться. Пожалуйста.

– Получите степень. Если это то, чего вы хотите – вы должны заняться этим.

– Потом. Может быть. Может быть, нет. Сначала другое.

На долгое время воцарилась такая полная, такая абсолютная тишина, что он не знал, сможет ли теперь разрушить ее и снова заговорить, найдет ли в себе силы сказать ей еще хоть слово до конца своей жизни. Тишина стала расстоянием, а время – пространством, так же, как и отсутствие звуков. Они создали дистанцию, и он был не уверен, что ему хватит духа и умения ее преодолеть.

Он сказал:

– Я не хочу, чтобы вы это делали.

Она посмотрела на него озадаченно.

– Пожалуйста, не надо.

– Это довольно грубо, когда людям говорят: «Это вас не касается», но все-таки…

– Это меня касается.

– Как? Вы даже не ходите в собор. – В ее голосе тоже зазвучало беспокойство, потому что она не понимала, к чему он клонит.

– Это не имеет отношения к собору.

– Да и к чему-либо. Я не полицейский капеллан, я…

– Господи! Нет! Не работа… Вы.