Но после Фреи он уже сомневался, что ему захочется всего этого.

Он нарезал томаты тонкими, как лист бумаги, ломтиками. Джейн поставила бокал вина рядом с его левой рукой.

– Я вам говорила, они проверили всех бывших пациентов моей матери? Это было очень утомительно… Они пытались найти тех, кто, как им казалось, мог вступить с ней в какой-то конфликт – а она, я вас уверяю, вступала в них практически со всеми подряд. Но они нашли трех, кто, по их мнению, мог быть действительно настроен против нее. Вчера мне позвонил инспектор. Они просмотрели все файлы, поговорили с другими сотрудниками клиники. А я на самом деле не особо могу им помочь. Она, разумеется, никогда не говорила о своих пациентах. Только о теоретической работе. Только академические изыскания, дети – никогда.

– Они докопаются.

– О, полицейская солидарность!

– В большинстве случаев все зависит от внимания к деталям.

– Это оно привело вас к Эдвине Слайтхолм?

– О нет. Удача. Огромная счастливая случайность. Без них не обойтись. Вы верите в дьявола? Полагаю, что должны.

– Я верю в зло. Силы зла. Чистое и персонифицированное зло. Если вы это имеете в виду.

– Не уверен. Я не теолог.

– Я тоже. Выглядит вроде ничего, – сказала она, взяв тарелку с нарезанными помидорами. – Спасибо.

– Я почувствовал его. Зло. Глядя на нее. Но это было не так, как я ожидал. Оно было непроницаемо и потому бесполезно. Холодное. Запертое. Замкнутое в самом себе.

– Безнадежное?

– Да. Думаю, можно и так сказать. Очень странно. Я почувствовал, будто нет никакого смысла пытаться вступить в контакт с этим человеком, не увидел даже искорки узнавания, которая убедила бы меня, что мы с одной планеты.

– Она бы стала продолжать?

– Да. Пока она была жива, на ногах и не замечена – она бы продолжала. Такие люди не могут остановиться. Но она не безумна.

– Вы уверены?

– Совершенно и полностью уверен. Зло, чем бы оно ни было – да, безумие, чем бы оно ни было – нет.