– Подснежник же… Вы же сами говорили, процедура дорогая, чего на бомжей тратить деньги бюджетные?..
– Я сказал – отправь! Тебе трудно? Или я тебя уговаривать должен? Ну пожалуйста, капитан! Выполни свою обязанность!
– Ну ладно, я… Слушаюсь, товарищ майор…
Каховский уходит, потерявшись взглядом, обиженный. Широков трет лицо, он в очевидной растерянности. Есеня одна в пустом доме. Сидит на краешке дивана, обхватив себя руками. Не зажигает свет. Она не спала сутки, глаза запали, вокруг – черные пятна. Она проваливается в сон, из которого ее выдергивает телефонный звонок. Она торопливо хватает телефон.
– Да?..
– Не спишь?
– Нет…
– Открой вина, замотался сегодня…
– Женя, я…
Женя бросил трубку. Со двора – шум открывающихся ворот. Заезжает машина. Есеня встает, выглядывает во двор. Приехал Женя. Гаснут фары машины. Он проходит в дом. И неожиданно привлекает к себе Есеню и касается губами щеки. По-будничному. Отстраняется. Сбрасывает пиджак. Проходит на кухню. Он ведет себя как обычный муж, который вернулся с работы. Садится к столу. Крутит затекшей шеей.
– Плесни, пожалуйста…
Есеня штопором открывает вино. Нервничает. Женя сидит в кресле в метре от нее, спиной к ней. Она крепко сжимает штопор между пальцев, как оружие. Смотрит на его шею. Один удар – и все закончится.
– Ты не знаешь, где Вера. Не знаешь, что с ней. На самом деле никто не знает. Так что если вдруг со мной что случится… Страшно представить, что с ней будет. Прикинь. Маленькое создание. Буквально ничего сама не может. Одна. И никто не придет. Она даже не поймет. От чего умирает. Ей просто дико физически больно. Чистое страдание. Самому страшно.
Он не поворачивается, но, немного напрягшись, ждет. Есеня молчит. Булькает жидкость. Есеня ставит перед ним бокал.
– Молодец, Верка. Маленькая, а спасает папку.
Он берет стакан, поднятыми бровями спрашивает – а ты? – она отказывается, покачав головой.
– А я настаиваю…
Есеня наливает и себе. Женя чокается с ней, отпивает, она не может.
– Я хочу ее увидеть…
Женя пригубливает вино, игнорируя ее вопрос.