– Он умер, – сказала Ева Аннегрете, не обращая внимания на мать.

Аннегрета вернула белый пиджак в шкаф.

– Я только передала тебе то, что сказал мне заведующий отделением.

– Значит, травмы были значительно серьезнее. Значит, он умер где-то на улице, после того как ушел от вас из больницы. Как вы могли его отпустить?

– Мне откуда знать? Я-то тут при чем, Ева?

Аннегрета стремительно развернулась и посмотрела на Еву в яростном негодовании. При этом она так выпучила глаза, что стала слегка косить. Да, вспомнила Ева, у сестры в детстве бывал такой вид, особенно когда она попадалась на том, что тырила съестные припасы. Догадавшись, что Аннегрета солгала, Ева испугалась.

– Вы не могли бы, в конце концов, объяснить мне, что здесь происходит? – нетерпеливо спросила Эдит, продолжая чистить щеткой светло-коричневый костюм.

– Свидетель в суде, мама. Он вчера…

– Ах вот оно что, – резко перебила Эдит и, как бы обороняясь, подняла руку, в которой держала щетку.

Было очевидно, что она ничего не хочет об этом слышать. Ева смотрела на мать и сестру. Те снова отвернулись и продолжили заниматься гардеробом, как будто ее вообще тут не было. Вдруг она почувствовала себя не дома – в своей собственной комнате – и встала.

– Выйдите, пожалуйста.

Эдит и Аннегрета обернулись, опешили, помялись. Затем Эдит всучила Еве светло-коричневый костюм.

– Послушай меня, надень это. Он скромный, приличный, в нем ты произведешь хорошее впечатление. Ты ведь помоешь голову?

И Эдит вышла, не дожидаясь ответа. Повернувшись к двери, Аннегрета сочувственно пожала плечами.

– Мы просто хотели тебе посоветовать. Насильно мил не будешь. – И тоже вышла.

Оставшись одна, Ева вернула наряды в шкаф и закрыла дверцу. Затем достала из бумажного пакета шляпу и повертела ее в руках. Густо-черный бархат в некоторых местах потерся, сиреневая подкладка отошла. Когда-то бело-голубая ленточка внутри стала жирно-черной и блестела от пота и грязи. На пришитом клочке ткани было вышито: «Дом Линдман, Херманштадт, телефон 553». Ева осмотрелась, сдвинула на полке несколько книг и положила шляпу на освободившееся место.

Вечером около семи машина Юргена остановилась у фонаря перед домом. Под шерстяным пальто на Еве было не синее платье и не светло-коричневый костюм. Она выбрала темно-красное шелковое платье с глубоким вырезом, самое элегантное. Шляпу она не надела, пучок уложила выше обычного. Лодочки сделали ее выше, что с удивлением констатировал Юрген, открывая ей дверь. Кроме того, он заметил, что Ева, кажется, совсем не волнуется, и пошутил на эту тему. Она промолчала. С обеда она пребывала в странном состоянии. Ее как будто обернули толстым слоем ваты.

Юрген, напротив, был на взводе. Он закурил сигарету и продолжил курить во время езды, чего Ева еще не видела. Они молча слушали новости по радио. Диктор сообщил, что во многих американских городах прошли демонстрации против расового неравенства. В Сан-Франциско, столице штата Калифорния, был осажден отель «Шератон», поскольку его руководство при отборе персонала дискриминировало чернокожих граждан. Арестовано более трехсот человек. После прогноза погоды, пообещавшего на выходные весеннюю температуру выше двенадцати градусов, началась музыкальная передача «Пятничная пластинка», которую Ева слушала каждую неделю, если оставалась дома. Молодой ведущий, захлебываясь, рассказал, что «Битлз» выпустили новый альбом. И его-то сейчас смогут услышать только слушатели нашего радио!

что было мочи завопили певцы из маленького усилителя без музыкального вступления. На четвертом «love» Юрген выключил радио. Они уже как-то поругались из-за «Битлз». Ева полюбила их песни. Музыка захватывала, а молодые британцы притягивали и нравились своей дерзостью. Юрген тогда заявил, что это не музыка, а неорганизованный грохот. Ева ответила, что он мыслит так же по-мещански, как и ее родители. Но сегодня вечером она не хотела начинать ссору и ничего не сказала. Однако про себя решила в понедельник купить в «Херти» новый альбом. Уже первые такты подействовали на нее хорошо и несколько развеяли подавленное настроение.

Несколько позже, как непреодолимая стена на темно-красном вечернем небе, перед ними вырос отель «Интерконтиненталь».