(1953–1954 гг.; возраст 59–60 лет)
После того как Мао в мае 1953 года согласился закончить корейскую войну, кремлевские преемники Сталина согласились продать Китаю 91 крупное промышленное предприятие. С этими предприятиями и 50 проектами, одобренными Сталиным, 15 июня Мао смог начать реализацию своего плана индустриализации. План, полностью посвященный строительству военной промышленности, по существу был программой Мао по превращению Китая в сверхдержаву. Ее военную суть тщательно скрывали, и в сегодняшнем Китае она малоизвестна.
На выполнение своей программы Мао хотел направить все ресурсы нации. На весь процесс «индустриализации» он отводил «десять — пятнадцать лет», в крайнем случае чуть дольше. Темпы — это «смысл существования», не уставал повторять он, не озвучивая истинной цели: превратить Китай в военную державу еще при своей жизни и заставить весь мир прислушиваться к его словам.
Мао приближался к шестидесятилетнему рубежу и часто, обсуждая индустриализацию, ссылался на свой возраст и смертность населения. Разговаривая как-то с группой охранников, он подчеркнул: «Мы обязательно сделаем это за пятнадцать лет», затем вдруг произнес: «Конфуций умер в семьдесят три года». Явно он имел в виду: «Безусловно, я проживу дольше Конфуция и смогу увидеть результаты через пятнадцать лет».
В другой раз он сказал, что «мы перегоним Британию… через пятнадцать лет или чуть позже», а затем добавил: «У меня есть личный пятилетний план: прожить… еще пятнадцать лет, тогда я буду удовлетворен; конечно, было бы лучше перевыполнить этот план», то есть прожить еще больше.
Мао не интересовало, что будет с последующими поколениями. Еще в 1918 году он написал: «Кое-кто считает, что мы несем ответственность перед историей. Я в это не верю…
Когда умер Мао, он не оставил ни завещания, ни официального наследника. Как ни странно, в отличие от большинства китайских родителей, особенно китайских императоров, его совершенно не волновал вопрос о наследнике (Чан Кайши, например, не погнушался ничем, чтобы защитить своего наследника)» У старшего сына Мао, погибшего в корейской войне, отпрысков не было, так как его жена не хотела иметь детей до окончания учебы. Мао не оказывал на сына давления, хотя он был единственным из сыновей Мао, находившимся в здравом уме; младший сын был умственно отсталым.
Мао был полон решимости в грядущие десятилетия самолично править военной сверхдержавой, и это было единственным важным фактором, влияющим на судьбу китайского народа.
Мао спешил создать свой арсенал. В сентябре 1952 года, когда Чжоу Эньлай представил Сталину список необходимого Пекину для первого пятилетнего плана (1953–1957), Сталин отреагировал так: «Это очень напряженная цифра. У нас даже во время войны не было такой высокой цифры… Дело здесь… в том… сможем ли мы произвести столько оборудования». Согласно официальной статистике, траты в этот период на военную и связанные с военной индустрии съедали 61 процент бюджета, хотя в реальности процент был выше и с годами прогрессировал.
Для сравнения: траты на образование, культуру и здравоохранение, вместе взятые, составляли ничтожные 8,2 процента, и не существовало частного сектора, который мог бы возместить то, что не могло дать государство. Образование и здравоохранение никогда не были бесплатными, за исключением случаев эпидемий, а потому часто оставались недоступными для крестьян и низших городских слоев общества. Чтобы сэкономить деньги на здравоохранение, правительство прибегало к таким мероприятиям, как гигиенические кампании, целью которых было уничтожение не только мух и крыс, но в некоторых регионах также собак и кошек, хотя, как ни странно, дело никогда не доходило до чистки вонючих и распространяющих заразу китайских уборных; они так и оставались нечищеными в течение всего правления Мао.
Китайскому народу говорили туманно, но настойчиво, что оборудование из СССР, используемое в китайской индустриализации, — «советская помощь», подразумевая под «помощью» подарок. Ничего подобного. За все приходилось расплачиваться, в основном продовольствием. Этот факт тщательно скрывался от китайского народа и в большой степени скрывается до сих пор. В те дни Китай мало что имел для продажи. Торговля с Россией, говорил Чжоу в узком кругу, «сводится к тому, что мы продаем сельскохозяйственную продукцию, чтобы купить оборудование»[115]. Согласно современной официальной статистике, все 1950-е годы «главным экспортом были рис, соя, растительное масло, свиная щетина, колбасная оболочка, шелк-сырец, свинина, кашемир, чай и яйца». В этот период Мао весьма легкомысленно сказал индонезийскому президенту Сукарно: «Откровенно говоря, у нас не так много товаров [для экспорта], кроме яблок, земляных орехов (арахиса), свиной щетины, сои».
Все товары, которые Китай экспортировал в СССР и его сателлиты, в большинстве своем были крайне необходимы его собственному народу и включали все основные продукты, богатые протеином: сою, растительное масло, яйца и свинину, которых всегда более чем не хватало самим китайцам. Поскольку Китай располагал всего лишь 7 процентами имеющейся в мире пахотной земли, а население его составляло 22 процента от населения земного шара, земля здесь ценилась слишком высоко, чтобы в большинстве районов выращивать скот, поэтому у китайцев не было молочных продуктов и было очень мало мяса. Даже зерно, основной продукт питания, входило в экспортный список Мао. Хотя производство зерна в Китае было удручающе неадекватно нуждам народа, страна традиционно являлась крупным экспортером зерна.
Ради экспорта Мао был готов лишить продуктов питания собственный народ. Одна из инструкций министерству внешней торговли в октябре 1953 года гласила: «Что касается главных продуктов, необходимых для выживания нации [то есть зерна, сои и растительного масла], мы действительно должны снабжать ими китайский народ, но мы не можем руководствоваться лишь этим…
Еще один приказ от июля 1954 года: «Ради гарантированного экспорта требуется сократить внутренний рынок таких продуктов, как мясо. Другие продукты, такие как фрукты, чай… следует экспортировать в как можно большем количестве
Больше всего страдали крестьяне. Политический курс был взят на то, чтобы гарантировать основные продовольственные товары для городского населения с утверждением строгих норм, а в случае неизбежной нехватки продовольствия крестьянам приходилось голодать. Во времена правления Мао всем зарегистрированным как крестьяне запрещалось переезжать в города или менять свой статус. Крестьянам даже не дозволялось переезжать из одной деревни в другую без особого разрешения (например, когда они выходили замуж или женились). Другими словами, они были приговорены жить в своей деревне всю жизнь, как их дети и внуки. Это полное отсутствие мобильности было в Китае новинкой. Традиционно крестьяне всегда имели право перемещаться как в географическом плане, так и в общественном. Они могли стремиться к власти и богатству — как сам Мао. В случае голода они могли бежать в города или другие регионы и, по крайней мере, попытать счастья. Теперь даже в лучшие времена они не могли и надеяться улучшить свою участь, разве что правительство мобилизовало бы их в армию или на завод. А когда случалась катастрофа, они голодали и умирали в своих деревнях[116].
Однажды, пообещав отправить в Восточную Германию больше сои, Чжоу Эньлай сказал своим немецким собеседникам: «Если наш народ и голодает, то не в городах, а в сельской местности, так же как у вас». Другими словами: нашего голода никто не увидит.
Крестьянам приходилось производить продукты питания на экспорт практически без всякой государственной помощи. Этот факт премьер Чжоу подтвердил 27 февраля 1957 года Коммунистическому парламенту, механически утверждавшему все решения Всекитайского собрания народных представителей, прямо сказав: «Сельскому хозяйству никаких дотаций». Как объявил министр сельского хозяйства маоистского правительства своим сотрудникам: «В производстве сельхозпродукции мы зависим от двух крестьянских плеч и одной задницы» — то есть от ручного труда и экскрементов, используемых как удобрения.
Крестьяне производили продукты питания не только для оплаты военного импорта из СССР и Восточной Европы; им приходилось расставаться с бесценной продукцией, чтобы Мао мог осуществлять благотворительность в целях расширения подконтрольных территорий. Китай не только снабжал продуктами питания бедные страны, такие как Северная Корея и Северный Вьетнам, но и щедро раздавал их гораздо более богатым европейским коммунистическим режимам, особенно после смерти Сталина, когда в Пекине лелеяли мечту сделать Мао главой мирового коммунистического лагеря. Когда Румыния устраивала молодежный фестиваль, Мао поставил 3 тысячи тонн растительного масла. В то же самое время китайские крестьяне, которые произвели это масло, получали всего один его килограмм в год как для приготовления пищи, так и для освещения, поскольку электричества в большинстве сельских районов не было. В 1956 году после восстания в неизмеримо более богатой Венгрии Пекин послал венгерскому правительству продуктов на 30 миллионов рублей и 3,5 миллиона фунтов стерлингов, а также займы, которые, как не уставал повторять Мао, не надо возвращать.
Когда в июне 1953 года вскоре после смерти Сталина в ГДР вспыхнуло самое крупное в Восточной Европе восстание, Мао бросился на помощь диктаторскому режиму, немедленно предложив продуктов питания на 50 миллионов рублей. Однако немцы хотели большего, предлагая в обмен оборудование, совершенно бесполезное для Китая. Чиновники из министерства внешней торговли уже решили отказаться от этой акции, как вмешался Мао и приказал совершить сделку, сопроводив приказ нелепым заявлением:
Простые китайцы не только не могли возражать против щедрот Мао, но и понятия о них не имели. Мао делал все, что хотел. Когда жестокий лидер Социалистической единой партии Германии Вальтер Ульбрихт в 1956 году приехал в Китай и сделал Мао дежурный комплимент, Мао величественно ответил: «Вы не должны подражать нам во всем». Мао говорил свысока, как ментор. Он также хотел убедить Ульбрихта в своей деспотичности. «Вы многих посадили в тюрьму после 17 июня [1953 года, восстания в Восточном Берлине]?» — спросил Мао. Он предложил одну китайскую «модель», которую, возможно, захотели бы позаимствовать восточные немцы: Великую стену. Стена, сказал Мао, очень помогла бы отгородиться от таких людей, как «фашисты». Несколько лет спустя была возведена Берлинская стена.