(1950–1953 гг.; возраст 56–59 лет)
Когда в октябре 1950 года китайские войска вошли в Корею, северные корейцы отступали. Два месяца спустя армия Мао вытеснила войска ООН из Северной Кореи и восстановила диктатуру Ким Ир Сена. Однако к тому времени Ким потерял всю свою военную мощь; его армия уменьшилась до 75 тысяч человек и была в шесть раз меньше войск Мао в Корее, насчитывавших 450 тысяч человек. 7 декабря 1950 года, через день после того, как китайцы отвоевали северную столицу Пхеньян, Ким передал им командование. Китайский главнокомандующий Пэн Дэхуай отправил Мао телеграмму: «Ким согласился… в будущем не вмешиваться в вопросы военного командования». Пэна назначили начальником объединенного китайско-корейского штаба. Мао взял на себя войну Кима.
Пэн хотел остановиться севернее 38-й параллели, первоначальной границы между Северной и Южной Кореями, но Мао отказал ему. Пэн объяснял, что коммуникации слишком растянуты, слишком уязвимы для бомбардировок: «Мы не сможем снабжать наши войска ни продовольствием, ни вооружением, ни обувью, ни топливом, ни солью… Главная проблема — отсутствие воздушного прикрытия и надежного железнодорожного сообщения; не успеваем мы отремонтировать пути, как их снова бомбят…» Мао настаивал. Он не желал приостанавливать бои, пока не получит от Сталина максимально возможное. «Вы должны пересечь 38-ю параллель», — приказал он Пэну 13 декабря 1950 года. В начале января 1951 года китайцы взяли Сеул, столицу Южной Кореи, оказавшись в итоге в 100 километрах к югу от 38-й параллели.
Военные успехи китайцев сильно подняли престиж Мао в глазах Сталина; он послал Мао такие поздравления, каких Мао не дождался, даже когда триумфально завладел всем Китаем. Сталин особенно подчеркивал тот факт, что победы одержаны над «американскими войсками».
Мао нанес США страшный психологический удар. 15 декабря 1950 года Трумэн объявил по радио чрезвычайное положение, чего не случалось ни в период Второй мировой войны, ни позже, во время вьетнамской войны. Самым трагическим тоном, будто предвещая конец света, он сказал американскому народу: «Наши дома, наша нация… в огромной опасности». В жутких погодных условиях, при температуре воздуха ниже нуля, при пронизывающих ледяных ветрах китайцы за несколько недель отогнали американцев примерно на 200 километров. Госсекретарь США Дин Ачесон назвал это поражение «самым серьезным» поражением американских войск за столетие.
Китайцы платили за свои победы страшную цену. 19 декабря Пэн доложил Мао: «Температура упала до минус тридцати по Цельсию. Солдаты истощены, у многих обморожены ноги, а им приходится спать на земле… Большинство солдат не получили курток и утепленной обуви. Их ватники и одеяла сожжены напалмом. Многие до сих пор ходят в тонких хлопчатобумажных башмаках, а некоторые даже босиком…»
«Какими будут наши потери, невозможно даже представить», — предупредил Пэн. 2 января 1951 года начальник тыла и снабжения китайцев сказал русским, что от холода погибли целые соединения. У многих «добровольцев» от недоедания развилась куриная (ночная) слепота. Из штаба ответили: «Собирайте сосновые иголки и варите из них суп. Ешьте живые личинки для обеспечения витаминами и протеином».
Китайцы применяли «тактику человеческой волны» (жэньхай чжань-шу), используя свое единственное преимущество — численное превосходство. Британский актер Майкл Кейн, мобилизованный на войну, рассказал нам, что пошел в армию, полный симпатий к коммунизму, поскольку происходил из бедной семьи. Однако личный опыт отвратил его от коммунизма навсегда. Китайские солдаты шли в атаку волна за волной, пока у западных армий не заканчивались патроны, и Майкл задумался: «Если им наплевать на жизнь своих людей, то неужели они станут заботиться о моей?»
Китайское наступление вскоре захлебнулось. 25 января 1951 года войска ООН пошли в контрнаступление и ситуация коренным образом изменилась. Китайцы несли тяжелейшие потери. 21 февраля 1951 года Пэн прибыл в Пекин, чтобы лично рассказать Мао о «серьезных трудностях» и «масштабных неоправданных потерях». Из аэропорта он примчался в Чжунцаньхай, где узнал, что Мао находится в Юйцюаньшани в своем бункере. Когда Пэн добрался туда, ему сказали, что у Мао послеобеденный отдых, но Пэн пробился сквозь охрану и ворвался в спальню Мао (практически
Мао обрисовал свою «общую стратегию» в телеграмме Сталину 1 марта 1951 года. Начиналась она так: «Мы не позволим врагу покинуть Корею, не истребив огромные массы солдат…» Затем он рассказал Сталину, что для изматывания американцев собирается использовать свои неисчерпаемые ресурсы живой силы. Китайская армия, докладывал Мао (и это было правдой), уже потеряла более 100 тысяч человек, а в этом и следующем году ожидаются потери по 300 тысяч человек. Но можно не беспокоиться, поскольку он, мол, уже восполнил потери 120 тысяч свежих войск и пошлет еще 300 тысяч для возмещения будущих потерь. В заключение Мао заявил, что готов настаивать на затяжной войне, в течение нескольких лет истребляя сотни тысяч американцев, и тем заставить их уйти. Мао напоминал Сталину, что может серьезно ослабить Америку[108], однако Сталин должен помочь ему построить первоклассную армию и военную промышленность.
Мао начал продвигаться к своей главной цели с того самого момента, как Китай вступил в войну в октябре 1950 года. В том же месяце китайского главнокомандующего флотом послали в Россию просить помощи в строительстве военного флота. За ним в декабре 1950 года последовала высокопоставленная делегация от военно-воздушных сил, и ей удалось добиться значительного успеха. 19 февраля 1951 года Москва одобрила проект договора на строительство в Китае заводов для ремонта и обслуживания самолетов, поскольку многим из уже существующих был нанесен ущерб, и требовалось современное ремонтное оборудование. По китайскому плану эти ремонтные заводы должны были быть превращены в авиазаводы. К концу войны в Китае, очень бедной стране, были третьи по величине военно-воздушные силы в мире — более 3 тысяч самолетов, включая современные Миги. Заводы должны были выпускать 3600 истребителей ежегодно (слишком оптимистичные ожидания, как оказалось) уже через три — пять лет. Даже начались дискуссии по производству бомбардировщиков.
Сразу же после договоренности по самолетам в начале 1951 года — и после того, как Сталин одобрил план Мао — за «несколько лет разгромить сотни тысяч американских войск», — Мао поднял ставки, попросив чертежи всего вооружения, которое китайцы использовали в Корее, и помощи русских в строительстве заводов по его производству, а также такое количество оружия, чтобы вооружить не менее шестидесяти дивизий. Вести переговоры на эту тему Мао отправил в Россию своего начальника штаба.
Хотя Сталин хотел, чтобы Китай вел за него войну, и с радостью продал бы Мао оружие для шестидесяти дивизий, он не собирался обеспечивать его развитой военной промышленностью, так что китайская делегация застряла в России на долгие месяцы. Мао приказал своему начальнику штаба не отступать, и в октябре 1950 года русские неохотно согласились передать технологии для производства семи видов стрелкового оружия, включая пулеметы, но остальные предложения отклонили.
К тому моменту война длилась уже год. Американские бомбы разрушали Северную Корею. Ким понимал, что, вполне вероятно, вскоре будет править пустыней, к тому же гораздо меньшей, чем его прежние владения. Он уже хотел закончить войну. 3 июня 1951 года Ким тайком отправился в Китай, чтобы обсудить начало переговоров с США. Поскольку Мао к своей цели так и не приблизился, он вовсе не был заинтересован в окончании войны. На самом деле он только что приказал китайским войскам втянуть войска ООН еще глубже в Северную Корею: «чем дальше на север, тем лучше», при условии, что это будет не слишком близко к китайской границе. Мао затеял эту войну и использован Корею, невзирая на интересы Кима.
Однако, поскольку его войска терпели горькие поражения, передышка была тактически полезна Мао, поэтому он послал вместе с Кимом в Москву своего руководителя Маньчжурии, дабы проконсультироваться со Сталиным и добиться еще нескольких военных заводов. После встречи Сталин послал Мао телеграмму; назвал Кима сатрапом Мао, чтобы успокоить того, поскольку опять отказал ему в строительстве военных заводов. Поговорив «с вашими представителями из Маньчжурии и Кореи» (sic!), сообщал Сталин Мао, он понял, что «перемирие сейчас целесообразно». Это вовсе не означало, что Сталин хотел остановить войну. Он хотел, чтобы солдаты Мао нанесли как можно больше вреда Соединенным Штатам, но понимал, что участие в переговорах может быть выгодным, и, возможно, проявление интереса к миру поможет приукрасить образ коммунистов. Между тем 10 июля 1951 года в Корее начались переговоры о прекращении огня между представителями войск ООН и китайско-корейских армий.
Большинство пунктов согласовали довольно быстро, но один пункт — репатриацию военнопленных — Мао и Сталин превратили в камень преткновения. Америка хотела добровольной «непринудительной» репатриации; Мао настаивал на полномасштабной. Войска ООН удерживали 20 тысяч китайцев, главным образом бывших солдат националистов, большинство которых не желало возвращаться в коммунистический Китай. Памятуя о возвращении военнопленных Сталину в конце Второй мировой войны — многих на верную смерть, Америка отвергла недобровольную репатриацию как по общечеловеческим, так и по политическим причинам. Мао приказал своим переговорщикам твердо держаться курса: «Ни один человек не должен улизнуть!» Пугающее заклинание Мао продлило войну на полтора года, в течение которых погибли сотни тысяч китайцев и еще больше корейцев. Ким жаждал уступить и доказывал, что «нет смысла продолжать военные действия» ради возвращения «политически неблагонадежных» бывших националистов. Но Мао и слушать об этом не хотел. Мао дела не было до военнопленных. Ему необходим был предлог для продолжения войны, чтобы добиться от Сталина еще большего.
К началу 1952 года Ким уже и не надеялся закончить войну. 14 июля 1952 года он послал Мао телеграмму с просьбой пойти на компромисс. Американские бомбардировки превращали его страну в груду камней. «Там уже нечего бомбить», — заметил помощник госсекретаря США Дин Раск. Население находилось на критической грани выживания, примерно треть взрослых мужчин была убита.
Мао осадил Кима хладнокровной ответной телеграммой: «Отклонить предложение — значит привести лишь к одному пагубному последствию — дальнейшим жертвам для корейского народа и китайских народных добровольцев. Однако…» И далее Мао перечислил «преимущества» этих дальнейших жертв, такие как «страдающие закаляются и приобретают опыт в борьбе с американским империализмом». В конце он пригрозил, что доложит Сталину, а получив ответ, вновь свяжется с Кимом.
Не ожидая, пока Мао передаст ему мнение Сталина, Ким ответил сразу, признав, что Мао, конечно, «прав» и что он, Ким, полон решимости продолжать войну. Одновременно Ким послал телеграмму Сталину, трогательно пытаясь объяснить свои колебания.
17 июля Сталин телеграфом сообщил Мао свой приговор: «Мы считаем Вашу позицию в переговорах по заключению перемирия абсолютно правильной. Сегодня мы получили доклад из Пхеньяна о том, что товарищ Ким Ир Сен также согласен с Вашей позицией».