Мао одобрил план Кима — Сталина, и 16 мая 1950 года Сталин прислал телеграфом свое согласие. 25 июня 1950 года северокорейская армия перешла через 38-ю параллель. Похоже, Мао не сообщили о точной дате наступления. Ким не хотел привлекать китайские войска, пока не возникнет крайняя необходимость. Сталин тоже собирался привлечь китайцев, только когда Америка введет в бой большое количество войск, чтобы было что «истреблять».
Трумэн мгновенно отреагировал на вторжение. Через два дня, 27 июня 1950 года, он объявил, что посылает воздушные и военно-морские войска в Корею и увеличивает размеры помощи французам в Индокитае. Более того, он круто изменил политику «невмешательства» по отношению к Тайваню. Именно благодаря этим новым обязательствам США ни Мао, ни его преемники так и не смогли захватить Тайвань.
В начале августа 1950 года северные корейцы оккупировали 90 процентов Южной Кореи, но США послали хорошо вооруженные подкрепления, и 15 сентября 1950 года войска высадились в Инчхоне, чуть ниже 38-й параллели, отрезав северокорейскую армию, находившуюся в Южной Корее, и развернувшись для наступления на Северную. 29 сентября Ким послал Сталину призыв о помощи, умоляя выделить китайские «добровольческие части».
1 октября 1950 года Сталин подал Мао сигнал к активным действиям и бесстыдно снял с себя всякую ответственность за поражение: «Я нахожусь далеко от Москвы на отдыхе и несколько оторван от событий в Корее…» После этой наглой лжи он перешел к главному: «Думаю, что, если… вы сочтете возможным послать войска на помощь корейцам, вам следует выдвинуть к 38-й параллели по меньшей мере 5–6 дивизий… Их можно будет назвать добровольцами…»
Мао бросился выполнять распоряжение. В два часа ночи 2 октября он отдал приказ войскам, уже выдвинутым к корейской границе: «Быть готовыми к приказу в любой момент войти в Корею…»
Нищий, измученный Китай стоял на грани войны с США. Кажется, только сейчас, в начале октября 1950 года, Мао собрал высший орган страны, Политбюро, чтобы обсудить этот важнейший вопрос. Политбюро не было командой для принятия важных решений, а лишь служило резонатором Мао. В этом же случае он специально провоцировал различные мнения, ведь война с Америкой грозила тяжелейшими последствиями. Почти все его соратники решительно выступили против вторжения в Корею, включая и человека номер два в Китае Лю Шаоци, и номинального главнокомандующего Чжу Дэ. Красноречивее всех других оппонентов был Линь Бяо. Чжоу Эньлай занял осторожную, двусмысленную позицию. Позже Мао сказал, что вторжение в Корею было «решением полутора человек»: «один» — он сам и «половина» — Чжоу. На заседании были озвучены огромные проблемы: полное превосходство США в воздухе и превосходство в артиллерии примерно 40:1; вероятность того, что при вмешательстве Китая Америка разбомбит большие китайские города и разрушит его промышленную базу; Америка может сбросить на Китай атомные бомбы.
Сам Мао терял сон, размышляя над этими вопросами. Ему нужен был жизнеспособный Китай как база для удовлетворения его более широких амбиций. И все же он решил сделать ставку на то, что Америка не станет переносить военные действия на территорию Китая. Русские военно-воздушные силы могли защитить китайские города и промышленные районы от американских бомбардировок. А что касается атомных бомб, он нутром чуял, что международное общественное мнение этого не допустит, особенно после того, как Трумэн уже сбросил две бомбы на азиатскую страну. Правда, лично для себя Мао предпринял меры предосторожности. В период корейской войны он в основном скрывался в сверхсекретной военизированной резиденции Юйцюаньшань, оборудованной отличными бомбоубежищами.
Мао был убежден в том, что Америка не сможет победить его по одной элементарной причине — благодаря миллионам не представлявших для него ценности китайцев, включая и тех, от кого он давно стремился избавиться. В действительности война предоставляла ему отличный шанс послать в бой и обречь на уничтожение бывшие войска националистов. Эти люди на последних этапах гражданской войны сдавались целыми соединениями, и Мао осознанно решил послать их в Корею как основное ядро китайских войск. На тот случай, если войска ООН не справятся с их уничтожением, в тылу отступавших ждали специальные карательные отряды.
Мао знал, что Америка просто не в состоянии конкурировать с ним в решимости жертвовать жизнью своих солдат. Он был готов рискнуть всем, потому что схватка китайских войск с американскими была единственной возможностью выцарапать у Сталина все необходимое для того, чтобы сделать Китай военной державой мирового уровня.
2 октября 1950 года Мао лично написал текст телеграммы Сталину, принимая на себя обязательство послать китайскую армию в Корею. А составив черновик, похоже, задумался. В своем рвении вторгнуться в Корею он позабыл проинформировать Сталина о своих проблемах, обыграть их и набить себе цену. Поэтому он не стал спешить с отправкой этой телеграммы, а послал совсем другую о том, что китайское вторжение «может вызвать чрезвычайно серьезные последствия… Многие товарищи… считают необходимым соблюдать осторожность. Поэтому лучше… воздержаться от введения войск…» Однако Мао не забыл оставить щелочку: «Окончательное решение пока не принято. Мы хотим проконсультироваться с вами».
В то же время Мао подготовил почву для вторжения в Корею надуманным «честным предупреждением» США. С этой целью Чжоу Эньлай искусно разыграл спектакль: посреди ночи 3 октября 1950 года разбудил индийского посла и сообщил ему: «мы вмешаемся», если американские войска перейдут 38-ю параллель. Выбор этого окольного пути, использование посла, имеющего минимальный вес в западном мире, когда гораздо проще было бы сделать официальное заявление, наводит на мысль о том, что Мао хотел, чтобы его «предупреждение» проигнорировали. Таким образом он мог вторгнуться в Корею, заявив, что действовал в целях самообороны.
К 5 октября 1950 года, когда войска ООН уже входили в Северную Корею, Сталин выказывал нетерпение. В тот же день он ответил на телеграмму Мао от 2 октября, в которой тот говорил о том, что может остаться в стороне. Сталин напомнил, что Мао связал себя обязательствами: «Я счел возможным обратиться к вам по поводу пяти-шести китайских добровольческих дивизий, поскольку хорошо осведомлен о ряде заявлений высокопоставленных китайских товарищей [то есть вас] относительно их готовности передислоцировать несколько армий для поддержки корейских товарищей…»
Сталин грозно отозвался о «политике пассивного выжидания», которая, по его мнению, будет стоить Мао Тайваня. Мао прежде использовал Тайвань как аргумент в попытках убедить Сталина помочь ему в строительстве авиации и военного флота. Сталин теперь говорил Мао, что тот ничего не получит, если уклонится от своей миссии в Корее.
На самом деле Мао и не пытался уклониться. Он просто набивал себе цену. К тому времени, когда пришел ответ Сталина, Мао уже назначил главнокомандующим китайскими войсками, намеченными для отправки в Корею, Пэн Дэхуая. Мао продвигался в собственном темпе. 8 октября 1950 года, приказав своим войскам переименоваться в «китайских народных добровольцев», он телеграфировал Киму: «Мы решили отправить в Корею вам на помощь добровольцев». Он также отправил Чжоу Эньлая и Линь Бяо к Сталину договориться о поставках вооружения. С дороги Линь послал Мао длинную телеграмму, убеждая его отказаться от вторжения в Корею. Мао потому и выбрал Линь Бяо, ярого противника интервенции, чтобы поразить Сталина военными трудностями, ожидающими Китай, и таким образом выжать из Хозяина максимум возможного.
Чжоу и Линь приехали на черноморскую дачу Сталина 10 октября и проговорили всю ночь до пяти часов утра. Сталин пообещал им «самолеты, артиллерию, танки и другое вооружение». Чжоу даже не упомянул о вознаграждении, но Сталин вдруг ни с того ни с сего заговорил о ключевом условии: воздушном прикрытии китайских войск. Сталин обещал это (дивизию реактивных истребителей — 124 единицы для прикрытия [китайских] войск) еще 13 июля 1950 года, но теперь вдруг заявил, что самолеты будут готовы только через два месяца.
Без воздушного щита китайские войска стали бы легко поражаемыми целями. Чжоу и Линь Бяо настаивали на необходимости воздушного прикрытия, и переговоры зашли в тупик. Сталин телеграфировал Мао указание не вступать в войну.
Мао блефовал, Сталин, как позже вспоминал Мао, отреагировал на это так: «Забудьте!» Мао тут же сдался. «С воздушным прикрытием Советского Союза или без него, — ответил он, — мы начнем». Эта война была Мао необходима. 13 октября 1950 года он телеграфировал Чжоу: «Мы должны вступить в войну. Мы должны вступить в войну…» Получив эту телеграмму, Чжоу схватился за голову. В тот же день Мао сообщил советскому послу, что Китай вводит войска в Корею лишь в надежде, что русское воздушное прикрытие прибудет, «как только это станет возможным, но не позже чем через два месяца», то есть по графику Сталина.
Вот так, из-за мировых устремлений двух коммунистических тиранов, Сталина и Мао, а также несколько более скромных амбиций Кима, 19 октября 1950 года Китай был ввергнут в ад корейской войны.
Глава 35
Мао извлекает выгоду из Корейской войны