Он сразу же ответил: «Да, и не забыл об этом обещании».

Сталин еще не закончил фразу, когда председатель Мао спросил меня: «О чем ты с ним говорил? Не вздумай приглашать его к нам».

Я немедленно признался, что именно об этом говорил со Сталиным.

Председатель Мао сказал: «Возьми свои слова назад. Никаких приглашений».

…Снова воцарилось молчание. Еще более тягостное, чем прежде, словно в воздух налили еще больше расплавленного свинца. Так мы ехали полчаса.

…Обед прошел столь же сдержанно и скучно… Председатель молчал, он не обронил ни слова.

Чтобы нарушить молчание, Сталин встал, включил граммофон.

…Хотя три или четыре человека по очереди пытались вытащить председателя Мао потанцевать, им это не удалось… Все это оставило очень неприятное впечатление…»

14 февраля 1950 года обе заинтересованных стороны наконец подписали новый договор. Опубликованный текст был формальностью. Суть договора состояла в секретных приложениях. Подтверждался запрошенный Китаем заем в 300 миллионов американских долларов, правда растянутый на пять лет, а из транша первого года Китай фактически получил одну треть (20 миллионов американских долларов) на основании погашения долга за предыдущие «закупки». Весь заем предназначался на военные поставки из России (в ближнем кругу Мао его называли «военным займом»). Половина всего займа, 15 миллионов американских долларов, ассигновалась на военный флот. Сталин дал добро на 50 крупномасштабных промышленных проектов — гораздо меньше, чем хотел Мао.

В обмен Мао согласился на вхождение Маньчжурии и Синьцзяна в сферы советского влияния, СССР получал эксклюзивный доступ к их промышленной, финансовой и коммерческой деятельности. Поскольку два этих огромных региона были основными территориями, богатыми залежами пригодных к разработке полезных ископаемых, Мао на деле подписывал отказ от самого ценного достояния Китая. В беседах со своими приближенными Мао называл эти две провинции «колониями». Американцам же десятилетия спустя он сказал, что русские «присвоили половину Синьцзяна. И обозначили это как сферу влияния. И Маньчжурию (sic!) они гоже обозначили сферой влияния». Мао на четырнадцать лет отдал СССР монополию на все китайские «излишки» вольфрама, олова и сурьмы, тем самым в середине 60-х годов лишив Китай возможности продавать около 90 процентов реализуемых сырьевых ресурсов на мировом рынке.

В 1989 году постмаоистский лидер Дэн Сяопин сказал российскому лидеру Михаилу Горбачеву: «Из всех иностранных держав, оккупировавших, эксплуатировавших и порабощавших Китай со времени «опиумной войны» (в 1843 году), наибольший ущерб нанесла Япония; но в конечном счете страной, извлекшей максимальную выгоду из Китая, была царская Россия, включая (sic!) в определенный период Советский Союз…» Дэн безусловно имел в виду этот договор.

Мао ни перед чем не остановился, чтобы скрыть свои колоссальные уступки по договору. Вычитывая черновик заявления, он тщательно вычеркнул все определения типа «дополнительные соглашения» и «приложения», которые могли дать повод подозревать существование этих секретных документов. Вычеркнутое он помечал так: «Исключительно важно, исключительно важно!»[105]

По настоянию Сталина Китай не только платил огромные зарплаты советским специалистам в Китае, предоставил широкие привилегии им и их семьям, но и вынужден был выплачивать компенсации советским предприятиям за потерю специалистов, выехавших в Китай. Однако более всего Мао старался скрыть тот факт, что он вывел советских граждан из-под юрисдикции Китая. Именно этот пункт КПК всегда считала воплощением «унижения от империалистов», а теперь сам же Мао тайно утвердил его.

Мао хотел достойно завершить свою поездку, а потому попросил Сталина, не посещавшего приемов вне стен Кремля, присутствовать на банкете, который он решил устроить в гостинице «Метрополь» вечером после подписания договора: «Мы очень надеемся, что вы заглянете ненадолго. Можете покинуть банкет в любой момент…» Сталин решил подарить Мао этот момент славы. Когда в десять часов вечера Сталин появился с собственной бутылкой вина, изумленные гости бурно встретили вождя.

Однако Сталин приехал не просто продемонстрировать расположение к Мао. Ему требовалось кое-что передать. В своем тосте он вспомнил югославского лидера Тито, которого недавно вычеркнул из коммунистического лагеря. Любая коммунистическая страна, которая пошла своим путем, многозначительно заметил Сталин, плохо кончит и непременно вернется в наши ряды под руководством другого лидера. Недвусмысленное предупреждение, и оно было бы еще более грозным, если бы были известны планы Сталина убить Тито.

Но ничто не могло умерить амбиций Мао. На церемонии подписания договора, когда все фотографировались, малорослый Сталин сделал шаг вперед. Позже Мао с улыбкой сказал своему окружению: «Он хотел выглядеть таким же высоким, как я!» (Рост Мао был метр восемьдесят сантиметров.)

Мао стремился воплотить мечту: сделать свою базу, Китай, сверхдержавой. Сталин был полон не меньшей решимости помешать осуществлению его честолюбивых замыслов. Мао понимал, что в обмен на огромные уступки он относительно мало получил от Сталина. То, что Сталин дал ему, не могло даже заложить фундамент военной машины мирового уровня. Мао собирался найти другие пути добиться от Сталина большего.