Мао не вел боевых действий ни против Японии, ни против националистов. Россия была в беде и ничем помочь не могла. Поэтому Мао решил использовать сложившуюся ситуацию, чтобы с головой уйти в партийную работу, создав из коммунистической партии мощный и не задающий вопросов механизм, готовый к предстоящей всеобщей гражданской войне против Чан Кайши.

К концу 1941 года число членов партии увеличилось до 700 тысяч человек, более 90 процентов которых вошли в партию после начала войны с Японией. Много молодых энтузиастов пришли к коммунистам из контролируемых националистами районов. Эти юные добровольцы были особенно ценными для Мао, поскольку были неплохо образованны, а он испытывал необходимость в компетентных администраторах, работниках его будущего режима. Большинство участников Великого похода и новобранцы из сельской местности были неграмотными крестьянами. Целью Мао было привлечение молодых добровольцев.

Почти все они пришли в партию в конце 1930-х годов, когда настроение среди молодежи среднего класса стало заметно склоняться влево. Это было время, когда Советская Россия была главным — и, строго говоря, единственным союзником и поставщиком оружия против Японии. Доброе отношение к России было характерно для КПК. Многие считали, что китайские коммунисты искренне стремятся вступить в бой с Японией.

Кроме того, широко распространилось всеобщее разочарование в националистах, неспособных справиться с нищетой и несправедливостью, царившими в Китае. Жестокость коммунистов перед Великим походом была или неизвестна, или забыта, а может быть, сочтена пропагандистским трюком националистов. Кое-кто также верил заявлениям партии о том, что она изменилась и отказалась от старой политики. Некоторое время поведение коммунистов, казалось, подтверждало, что изменения действительно произошли. Многие иностранцы и даже отдельные миссионеры приняли требования красных. Шао Лицзы, медиамагнат националистов в 1937–1938 годах, сделал многое, чтобы стереть из памяти людей кровавое прошлое партии и создать благоприятный образ красных. Тоже самое делала «Красная звезда над Китаем» Эдгара Сноу. Мао усердно доказывал, что коммунистов оклеветали. КПК «всегда была прекрасной» партией, сказал он группе новичков, прибывших в Яньань, «о ней только говорили плохо».

В Яньане, столице Особого района, собралось много молодых добровольцев. К тому времени, как Мао решил разобраться с ними, людей набралось уже более 40 тысяч. Большинство из них составляли выходцы из гоминьдановских районов в возрасте около двадцати лет.

Они пришли в полный восторг, впервые оказавшись в городе, называемом революционной Меккой. Один из молодых волонтеров по прибытии так описывал свои чувства: «Наконец-то мы увидели высоты города Яньань. Мы были так взволнованы, что не сдерживали слез. Еще сидя в грузовике, мы запели «Интернационал» и русский марш».

Он писал, что новички «остро завидовали грязной, провонявшей и потрепанной форме ветеранов. Все им казалось новым, волнующим и загадочным».

Молодежь была зачислена в различные «школы» и «институты» для обучения и знакомства с коммунистической теорией. Но очень скоро большинство из них лишились иллюзий. Самое большое разочарование заключалось в том, что равенство, на чем держался их идеализм, не только полностью отсутствовало, но и принципиально отвергалось режимом. Неравенство проявлялось повсеместно и во всем. Каждая организация имела три уровня кухни. Низшая получала примерно половину мяса и кулинарного жира, предназначенного для средних чинов, элита получала намного больше, а верхушка — специальное питание.

То же касалось и одежды. Хлопок местного производства был грубым и неудобным в носке. Поэтому для более высоких чинов импортировался хлопок лучшего качества. Верхняя одежда Мао была как у всех остальных, но нижнее белье изготавливалось из высококачественного и очень приятного на ощупь материала — об этом рассказал его слуга, занимавшийся стиркой и починкой одежды. Прислуге вообще не было положено белье и носки — отсюда постоянные простуды. Такие вещи, как табак, свечи и письменные принадлежности, тоже распределялись по рангу.

Дети высших руководителей отправлялись в Россию или имели собственных нянек. Жены высших чиновников могли рожать в больницах, где за ними некоторое время ухаживала личная медсестра. Представители более низкого ранга могли отправлять своих детей в элитный детский сад. Относительно небольшое число обычных коммунистов, позволивших себе жениться, обычно старались не заводить детей, в противном случае получая множество проблем.

Спартанские условия жизни и скудная пища приводили к возникновению многих болезней, но только ограниченное число местной элиты имело доступ к медикаментам, которые ввозились специально из занятых националистами районов. У Мао был личный врач из Америки — доктор Джордж Хатем, кроме того, он пользовался услугами русских врачей. Когда ему необходимо было что-то (или кто-то, например физиотерапевт), он обращался в Москву или к Чжоу Эньлаю в Чунцин. Старшие чиновники могли рассчитывать на лечение в специальном госпитале, но туда попадали только по особому разрешению. В госпиталях еда также распределялась по рангу.

В начале японо-китайской войны в Яньане находилась бригада Красного Креста, посланная националистами. Она занималась лечением местных жителей и коммунистов среднего звена. Но режим принял все меры к ее выдворению. Были пущены слухи, что врачи Красного Креста применяют ядовитые лекарства и что они посланы националистами специально, «чтобы убить как можно больше наших товарищей! Они отравляют питьевую воду и распространяют микробы!». Большая часть врачей вскоре уехала. Оставшихся удерживали насильно для лечения красной элиты.

Главным символом привилегий в Яньане был единственный автомобиль (в действительности «скорая помощь»), подаренный китайскими работниками прачечных Нью-Йорка для перевозки раненых. Но только он ни разу не перевез ни одного раненого солдата. Его «приватизировал» Мао для транспортировки своих гостей, включая Эдгара Сноу, в 1939 году. Сноу не оставил этот факт без внимания. «Именно сумасбродство Мао шокировало моего друга-миссионера», — писал он, утверждая, что «это был один из подарков рабочих прачечных, которые были собраны в Яньане, где иногда использовались для перевозки жертв воздушных налетов в ближайшие госпитали». В действительности это транспортное средство было единственным и никогда не возило гражданских раненых. Было точно известно, что это «машина председателя Мао». Даже люди приближенные к верхушке считали, что госпожа Сунь Ятсен подарила эту машину Мао «для личного пользования».

Было очень много откровенной показухи. Один молодой доброволец вспоминал, как весной 1939 года видел Мао, ехавшего в машине вместе с супругой, которая «щеголяла в роскошном темно-красном костюме. Она и Мао ехали по дороге, привлекая всеобщее внимание, и прохожие косо поглядывали на пару».

Мао отлично знал, что его привилегии — больной вопрос. Однажды он пригласил давнюю поклонницу на ужин. После этого он предложил ей заходить почаще, на что она не замедлила согласиться: «Тогда я буду приходить к вам каждое воскресенье, чтобы хорошо поесть». Она заметила, что улыбка на физиономии Мао застыла, и сразу же оробела, сообразив, что сказала что-то лишнее…

Партия пыталась найти оправдание привилегиям. «Это не наши руководящие товарищи просят о привилегиях, — писал один из идеологов КПК. — Это приказ партии. Возьмите, к примеру, председателя Мао: партия может приказать ему каждый день съедать цыпленка».