А тем временем Мао обратился напрямую в Москву. Настаивая на необходимости всеобщей войны против Чана, он, как отмечал русский разведывательный источник, слал «одни истеричные телеграммы». Мао утверждал, что цель Чана — уничтожить сначала Н4А, потом 8ПА и затем «подавить КПК». «Существует опасность, что наша армия будет полностью уничтожена», — заявил Мао Москве.
«Опасность гражданской войны», — записал в своем дневнике глава Коминтерна Димитров 16 января 1941 года, назвав Н4А «нашими войсками». Москва не поверила утверждениям Мао, что Чан хочет «уничтожить» КПК. Мао разразился еще одной панической телеграммой, адресованной лично Сталину, чтобы тот «взвесил сложившуюся в Китае ситуацию и рассмотрел вопрос об оказании конкретной военной помощи Китаю, и как можно скорее». «Помощь» в представлении Мао означала прямое вмешательство, а не поставки оружия и продовольствия. Назойливость Мао вызвала раздражение у Сталина. 21 января 1941 года на церемонии, посвященной годовщине смерти Ленина, он с пренебрежением отозвался о номинальном командире Н4А Е Тине, которого русские однажды намеревались отправить в ГУЛАГ, назвав его «недисциплинированным партизаном». «Следует проверить, не спровоцировал ли он этот инцидент. У нас тоже было немало хороших партизан, которых пришлось расстрелять, потому что им не хватало дисциплины». Димитров снова написал Мао, причем теперь в более твердом тоне, чем обычно: «Не вздумайте по собственной инициативе развязать [гражданскую войну]…»
Обратившись к Сталину, Димитров возложил ответственность за ситуацию в Китае лично на Мао. «Китайские товарищи… бездумно ведут к расколу; мы решили… обратить внимание товарища Мао Цзэдуна на его неправильную позицию…» 13 февраля 1941 года Сталин одобрил приказ Димитрова КПК, адресованный лично Мао. Он был совершенно категоричен: «Мы считаем, что раскол не является неизбежным. Вы не должны стремиться к расколу. Наоборот, вы обязаны сделать все, что возможно, для предотвращения гражданской войны. Пожалуйста, пересмотрите свою теперешнюю позицию по этому вопросу». Ответная телеграмма Мао, полученная в тот же день, подтвердила согласие с линией Москвы, но была проникнута страстным желанием достать Чана. «Раскол, — утверждал Мао, — неизбежен в будущем».
Мао предвидел такое решение Москвы, тем не менее оно привело его в уныние. Именно оно заставило его написать 31 января 1941 года самое необычное письмо своим сыновьям в России, которым он писал очень редко.
«Мои сыновья Аньин и Аньцзин!
Я очень рад видеть, что вы делаете успехи в учебе. Аньин хорошо пишет, китайские иероглифы вовсе не плохи, у вас обоих есть стремление к новым достижениям; все это очень хорошо. Я только одно хочу предложить вам обоим: пока вы еще очень молоды, больше изучайте естественные науки и меньше говорите о политике. Говорить о политике, конечно, надо, но сейчас вы должны настроиться на изучении естественных наук. Только изучение науки дает настоящее образование, и она найдет широчайшее применение в дальнейшем…»
В сравнении с двумя предыдущими сухими и официальными письмами это было длинным, теплым и, пожалуй, мудрым. От него веяло усталостью. Но одно было самым необычным и совершенно уникальным: Мао приказывал сыновьям избегать политики!
Мао, может быть, и не сумел спровоцировать полномасштабную войну против Чана, но одержал ряд довольно впечатляющих побед. Не самой последней из них была смерть его самого яростного критика Сян Ина. Поначалу Сян И ну удалось спастись после того, как Чан приказал армии Гоминьдана прекратить огонь, однако ночью 14 марта 1941 года он был застрелен спящим в горной пещере своим адъютантом, который незадолго до этого перешел на сторону врагов коммунистов. Адъютант забрал золото и ценные вещи, имевшиеся в карманах у Сян Ина, и сдался националистам.
За два месяца до смерти Сян Ина, когда он только что вырвался из смертельной ловушки, Мао направил руководящим деятелям партии проникнутое лютой ненавистью послание, в котором утверждал, что Сян Ин — вражеский агент. (Даже сегодня Сян Ина часто обвиняют вместе с Чан Кайши в гибели мужчин и женщин из Н4А.)
Освобождение от Сян Ина было только одной из удач Мао. Другой несомненной удачей было то, что Н4А было позволено оставаться там, где она находилась. Чан изо всех сил старался предотвратить гражданскую войну в самый разгар войны с Японией. Русские оказывали сильное давление на генералиссимуса, требуя, чтобы он не препятствовал красной экспансии. Генерал Чуйков установил очевидную связь между согласием Чана следовать линии Москвы и продолжением русской помощи националистам. Русский посол заметил, что Чан вне себя от злости. «Чан Кайши встретил мое заявление очень нервозно, — писал Панюшкин. — Он бегал по кабинету, и… мне пришлось трижды повторять свой вопрос».
Чан также был очень уязвим перед давлением Америки, которая олицетворяла его единственную надежду освободиться от зависимости от русских поставок оружия. Американский президент Франклин Рузвельт, чьей первоочередной заботой (как и Сталина) было вынудить Китай как можно дольше и активнее сражаться с Японией и максимально обескровить ее, не имел рычагов воздействия на коммунистов. Поэтому он давил только на Чана, связывая помощь его правительству с окончанием гражданского конфликта, причем ему было совершенно безразлично, кто этот конфликт провоцирует. Ввиду инцидента с Н4А американские средства массовой информации объявили, что Вашингтон обсуждает отказ в выделении кредита в 50 миллионов долларов из-за внутреннего конфликта. Новости дошли до Чана как раз в тот момент, когда американская помощь могла сыграть большую роль, так как воздушный путь над Гималаями, известный как Горб, открылся 25 января 1941 года.
Для получения информации о Китае Рузвельт полагался на частную сеть (куда входил и Эдгар Сноу), в основном действовавшую в обход Госдепартамента, которому президент не доверял. Его главным личным информатором по Китаю был офицер морской пехоты по имени Эванс Карлсон, составлявший для Белого дома впечатляющие отчеты, восхвалявшие красных, которые Рузвельт потом распространял среди своих приближенных. Один из них заметил, что версия событий Карлсона подкрепляется «Красной звездой» Сноу. Карлсон находился в Чунцине во время инцидента с Н4А и сразу после этого вернулся в Вашингтон, чтобы лично передать Рузвельту версию красных.
Британия не имела особого значения, когда речь шла о помощи, но Чан стремился быть поближе к англо-американскому блоку и потому был чувствителен и к давлению со стороны Британии. Премьер-министр Черчилль не любил Чана, считая его бесполезным с военной точки зрения и потенциально угрожающим британским интересам в Китае. Британский посол Кларк Керр сказал Чану, что в случае гражданской войны Британия ни за что не поддержит его, независимо от того, кто будет зачинщиком. Когда британский посол описывал инцидент с Н4А Лондону, его рекомендации были чрезвычайно благоприятны для коммунистов. Он открыто заявил, что Чжоу Эньлай один стоил всех националистов.
После инцидента с Н4А Москва организовала для Запада грандиозную кампанию в прессе, направленную против Чана. Коммунистическая пропаганда утверждала, что было убито до 10 тысяч человек. В действительности потери составили около 2 тысяч. 3 тысячи человек сумели спастись, вернувшись назад и направившись северным маршрутом вдоль Янцзы, изначально назначенным Чаном. По пути их никто не тронул.
Чан не устраивал ловушки, но не сумел представить инцидент в нужном свете. Его правительство поступило весьма неумно, объявив о расформировании Н4А и тем самым создав впечатление, что националисты разгромили ее намеренно. Чану также чрезвычайно помешал тот факт, что он не предал гласности многочисленные факты предыдущих столкновений, когда жертвами оказывались его войска, и даже запрещал распространять подобные сведения, считая, что внутренние раздоры оказывают отрицательное влияние на моральную составляющую общества. Кроме того, он опасался, что подобная информация пагубно повлияет на международную помощь, которую все государства соглашались оказывать при условии отсутствия гражданских конфликтов. Молчание со стороны генералиссимуса как нельзя лучше устраивало коммунистов. Как писал главнокомандующий красных Чжу Дэ, «когда националисты молчат, мы молчим тоже. Мы побеждаем, так зачем нам шуметь об этом?». В результате многие на Западе знали только об инциденте с Н4А и считали его предательским широкомасштабным нападением националистов на невинных красных.
Коммунистическая пропагандистская машина была эффективной. В Чунцине симфония дезинформации Мао дирижировалась Чжоу Эньлаем, который был единственным человеком, знавшим о роковой роли Мао в уничтожении его же собственных соратников — мужчин и женщин из Н4А. Этот сообщник Мао был в высшей степени успешным в распространении лжи — обаяния ему было не занимать. Американская журналистка Марта Гелхорн, встречавшаяся с ним в этот период, признавалась, что пошла бы за Чжоу на край света, если бы только он ее поманил. Но главную черту Чжоу выразил ее муж — Эрнест Хемингуэй, сказав, что тот «делает хорошую работу, внушая коммунистическую точку зрения всему, что подвернется».
В Америке 22 января «Нью-Йорк геральд трибюн» опубликовала чрезвычайно благоприятную для красных версию событий Эдгара Сноу, которая начиналась следующими словами: «Первый достоверный рассказ о недавних столкновениях…» Повествование Сноу основывалось исключительно на сообщениях разведчика КПК в Гонконге.
Пока версия коммунистов путешествовала по миру, другие версии успешно опровергались друзьями, которых Москва и КПК имели в Америке. Хемингуэй, бывший в Китае как раз после инцидента с Н4А, сделал несколько острых наблюдений о коммунистах: «…как хорошие коммунисты, они попытаются расширить свою сферу влияния… не важно, какие территориальные пределы они примут на бумаге». Благодаря «превосходной рекламе красных», писал он, «Америка получила преувеличенное представление о роли, которую они сыграли в войне с Японией. Их роль была весьма значительна, но роль войска центрального правительства все же в сотню раз больше». «Коммунисты, — заметил Хемингуэй, — судя по моему испанскому опыту, всегда стремятся создать впечатление, что они единственные, кто действительно сражается».
Заметки Хемингуэя, вне всякого сомнения, оказали бы значительное влияние на общественное мнение, но они так и не увидели свет до 1965 года. Ему настоятельно не рекомендовал печатать их в 1941 году помощник Рузвельта Лочлин Карри, сказавший., что «наша политика — не поощрять гражданскую войну».
Карри, главный экономический советник Белого дома, посетил Китай сразу после инцидента с Н4А. Судя по перехвату советских разведывательных сообщений, Карри помогал русским, и некоторые считали его русским агентом. Недавнее детальное расследование, проведенное Рузвельтом и разведкой, представило Карри «сочувствующим, поддающимся манипуляциям» и сделало вывод, что он не шпион, а «друг» русских в Белом доме. Во время упомянутой поездки в Китай он, безусловно, сослужил красным хорошую службу. В Чунцине он сказал Чану, что привез устное сообщение от Рузвельта (так же, как и письменное). Устное сообщение Карри начал следующими словами: «На расстоянии 10 тысяч километров создается впечатление, что китайские коммунисты есть то, что мы в нашей стране называем социалистами. Нам нравится их отношение к крестьянам, женщинам и Японии».