К весне 1938 года Готао дошел до предела. Это произошло как раз в тот момент, когда позиции самого Мао были необычайно слабыми, поскольку он не подчинился приказам Москвы вступить в боевые действия с Японией. Готао усмотрел шанс объединиться с Ван Мином, представлявшим точку зрения Москвы. В это время Ван Мин находился в Ухане вместе с Чжоу Эньлаем и Бо Гу. 4 апреля, в качестве председателя Пограничного района, Готао покинул Яньань для проведения совместной церемонии националистов и КПК на могиле мифического Желтого императора, расположенной за пределами базовой территории. После церемонии он направился в Сиань, а оттуда — в Ухань, чтобы повидать Ван Мина и его коллег.

Это была редчайшая возможность — находиться вместе с большинством ядра лидеров партии, несогласных с Мао, и в то же время вне Яньаня и, таким образом, далеко от цепких когтей Мао. Сян Ин, самый яростный критик Мао и глава Н4А, находился возле Уханя. Содержание дружеских бесед Готао в Ухане — это один из самых тщательно охраняемых секретов КПК. Почти наверняка Готао настаивал на организации оппозиции Мао. Из Яньаня позднее доложили Москве, что Готао, находясь в Ухане, «пытался сломить единство партии». Однако тот отбыл с пустыми руками, возможно из-за опасений уханьского трио, что Москва не одобрит смену Мао. Пока Готао предавался отчаянию, Ван Мин чувствовал себя увереннее, чем когда-либо, и ему, вероятнее всего, было трудно оценить, что большинство решений Мао маскировали его яростное стремление пробиться обратно к власти.

Переговоры продолжались около недели. Когда Готао осознал, что этим путем он ни к чему не придет, он решил покинуть партию и присоединиться к националистам, что и сделал 17 апреля. Уханьское трио отпустило его. Тогда он написал своей беременной жене, оставленной им в Яньане вместе с двенадцатилетним сыном, и попросил присоединиться к нему. Мао задерживал их в течение двух месяцев, желая убедиться, что Готао не нанесет слишком большого ущерба, и только тогда позволил уехать. Когда жена Готао прибыла в Ухань, Чжоу Эньлай посоветовал ей сказать мужу, чтобы он «не сжигал мосты, соединяющие его с партией». Готао запомнил этот совет. Он когда-то был главой военного отдела КПК, отвечавшего за внедрение агентов высокого уровня в военные подразделения националистов, но никогда не открыл им ни одного имени. В действительности он делал для них немного, и они были в нем разочарованы. Совершенно очевидно, Готао знал множество секретов, однако не проболтался. Признаком того, что он продолжал держать язык за зубами, был тот факт, что после его бегства с материка, накануне завоевания Китая Мао, в середине 1950-х одному из его сыновей было позволено учиться в университете в Кантоне. Готао пережил Мао и умер в Торонто (Канада) в 1979 году в возрасте восьмидесяти двух лет, годом раньше приняв христианство.

Переход Готао к национализму позволил Мао дискредитировать его в глазах армии; он был оперативно исключен из партии. Некоторые из его прежних последователей в Яньане были «в высшей степени недовольны», докладывал Дай Ли (начальник разведки националистов) Чан Кайши. После тайной встречи Мао и Чан Кайши силы Мао «ликвидировали всех и повсеместно. Около 200 человек были похоронены заживо».

Москва выжидала два месяца, прежде чем одобрила исключение Готао. За это время произошло нечто решающее для Мао: Сталин положил конец чистке Коминтерна. Пятницкий и Мельников, намекавшие на то, что Мао является японским шпионом, были казнены (в тот же день) вместе с группой других лиц, связанных с Китаем. Досье Мао осталось, готовое к тому, чтобы быть снова извлеченным на свет, когда Сталину это понадобится десятилетием позже. Но пока Мао сорвался с крючка.

Как только Мао узнал, что Кремль одобрил изгнание Готао, а сам он в милости, он энергично взялся за Ван Мина.