Используя Чжоу, Мао в то же время тщательно следил, чтобы toi не слишком выделялся. После визита к Чжоу в госпиталь Цзэминь сказал русским, что Чжоу имеет «нездоровые» взгляды на отношения с националистами, и заявил, что тот противился расстрелу видного троцкиста Чжан Мутао.
Мао также предпринял меры относительно Отто Брауна, советника Москвы в Китае еще с периода, предшествовавшего Великому походу, который приехал в Москву вместе с Чжоу и мог рассказать русским многое, что, по мнению Мао, им не следовало слышать. Поэтому Цзэминь назвал тактику Брауна «контрреволюционной» — обвинение, грозившее Брауну расстрелом. Браун уцелел и впоследствии утверждал, что именно таковыми и были намерения китайцев. Чжоу тоже внес свой вклад, назвав бывшего друга и близкого коллегу «врагом китайской революции». (Браун описывал Чжоу как своего «главного палача».)
Позже Мао обвинил своих противников в том, что они «дурно отзываются о других в присутствии иностранных покровителей». Но ни один из них не делал ничего, что могло бы сравниться с налаженной практикой уничтожения репутации, бывшей на вооружении У самого Мао.
Глава 21
Самый предпочтительный сценарий: Сталин делит Китай с Японией
(1939–1940 гг.; возраст 45–46 лет)
23 августа 1939 года Советский Союз подписал с нацистской Германией пакт о ненападении; в следующем месяце обе страны вторглись в Польшу и разделили ее между собой. Многие в Китае были возмущены сделкой Сталина и Гитлера. Эти чувства, вероятно, лучше всего выразил отец-основатель КПК Чэнь Дусю, человек, наставивший Мао на путь коммунизма, но исключенный из партии за слишком большую независимость. После нескольких лет заключения у националистов он был выпущен на свободу вместе с другими политическими заключенными. Это произошло после образования единого патриотического антияпонского фронта коммунистов и националистов в 1937 году. Он написал поэму, в которой выразил свое «горе и злость» и сравнил Сталина с «жестоким дьяволом», который властно шагает в соседнюю страну
Подписание Сталиным пакта с Гитлером позволяло предположить, что Сталин может подписать аналогичный документ с Японией, превратив Китай во вторую Польшу. В этот самый момент Кремль подписал с Японией соглашение о прекращении огня на Халхин-Голе, направив половину огневой мощи, сосредоточенной между советской Красной армией и Японией, на границу Внешней Монголии и Маньчжоу. Польский сценарий вызвал у Чан Кайши опасения, которыми он поделился с Москвой. Однако Мао был в полном восторге. Вся его стратегия войны с Японией была направлена на то, чтобы убедить Россию включиться в это противостояние. И теперь появился реальный шанс, что Сталин оккупирует часть Китая и поставит здесь Мао главным лицом.
В конце сентября 1939 года, когда Эдгар Сноу спросил, что Мао думает о советско-японском пакте, тот с энтузиазмом ответил, что Россия может подписать такой пакт, «при условии, что это не помешает ее поддержке… интересов мирового освободительного движения [иными словами, самого Мао и КПК]». На вопрос, не может ли советская помощь освободительному движению Китая принять такую же форму, как советская оккупация Польши, Мао дал положительный ответ, заметив, что это находится в пределах возможностей ленинизма. Польский сценарий стал моделью Мао для Китая[63].
Точно так же Мао приветствовал захват Россией Восточной Финляндии весной 1940 года, хотя и не доводил свои восторги до сведения общественности. В секретной директиве от 25 июня он утверждал, что советско-финское мирное соглашение, по которому Москва аннексировала большую часть финской территории, «гарантирует победу мировой
У Мао даже имелась превосходная демаркационная линия — Янцзы, протекавшая по центру Китая. В узком кругу Мао часто мечтал о «создании границы… по Янцзы и о своем правлении на одной половине (страны)…»
Повторение польского сценария действительно занимало Сталина, и в сентябре 1939 года, сразу после подписания пакта о ненападении с Германией, Россия начала с Японией переговоры, в центре которых было будущее Китая. У Сталина был прямой интерес в экспансии и китайской Красной армии, и коммунистической территории, поскольку это безусловно усилило бы его позиции перед Японией и послужило бы далекоидущим целям, рассчитанным на послевоенный период.
Зимой 1939/40 года произошел выраженный сдвиг в докладах Мао в Москву о вооруженных столкновениях между китайскими красными и силами Чана. Он стал намного более откровенным при описании степени накала страстей. До сталинского пакта с Гитлером Мао представлял столкновения как результат попыток националистов смести коммунистические силы, настаивая, что красные действовали в порядке самообороны. После советско-нацистского пакта Мао начал искать поддержки у Сталина в нападках на Чана. 22 февраля 1940 года он отправил в Москву чрезвычайно воинственный доклад, в котором утверждал, что в сражении с силами Чана «победа в основном наша». «Мы уничтожили 8 тысяч националистов в Хэбэе, 10 тысяч… в Шаньси», — доложил он.
Сталин не сказал «Стоп!». Более того, через три дня он распорядился выделять ежемесячно крупную сумму в 300 тысяч американских долларов для КПК. Когда Чжоу Эньлай вскоре после этого покинул Москву, он привез с собой новую систему радиосвязи с Москвой, которую передал Мао[64]. Русскоязычный помощник Мао записал: «Только председатель Мао имеет право ее использовать. Он всегда получал информацию сам и потом решал, кому ее показать».
После заключения советско-нацистского пакта и появления перспективы аналогичных действий Сталина в отношении Японии в сентябре 1939 года Мао инициировал длительное, тесное и малоизвестное сотрудничество с японской интеллигенцией в надежде на дальнейший саботаж сил Чана и сохранение своих собственных. Операция КПК была возглавлена человеком по имени Пань Ханьнянь, который работал с японским вице-консулом в Шанхае Эйити Иваи, старшим офицером разведки. Паню был дан специальный японский документ, адресованный «всем японским военным и полицейским властям и жандармерии: для любых справок относительно подателя сего документа, пожалуйста, обращайтесь к японскому генеральному консулу». Радиооператор из Яньаня специально поселился в доме Иваи для прямого контакта с Яньанем, хотя позже этот канал уже не использовался, так как стал «слишком рискованным».
Пань снабжал Иваи информацией о возможности Чана оказывать сопротивление Японии, его конфликтах с КПК и его отношениях с иностранными державами, так же как и относительно американских и британских агентов в Гонконге и Чунцине. Эта разведывательная информация высоко ценилась японцами, а один пункт заставил японского посла в Китае «сойти с ума от радости». До того как Япония в декабре 1941 года вторглась в Гонконг, Иваи помог организовать эвакуацию агентов КПК. Пань заверил Иваи, что некоторые из агентов будут продолжать собирать информацию для Японии, а остальные отправятся в Шанхай помогать «мирному движению». «Мирное движение» было основным невоенным способом, применяемым Японией, чтобы заставить Китай сдаться. В этой схеме была задействована известная организация «За возрождение Азии и построение движения в стране», которой Пань помог начать действовать. Она финансировалась из Токио, а ее членами были по большей части тайные коммунисты.
Красные использовали самих же японцев, чтобы нанести им удар в спину. Один из бывших агентов разведки КПК вспоминал: «Тактика нашей партии с японцами и коллаборационистами заключалась в следующем: «Использую руку врага, чтобы ударить другого врага». Товарищ Кан Шэн говорил нам это много раз… Организации коллаборационистов были заполнены нашими товарищами, которые использовали ножи японцев, чтобы убивать националистов… Из того, что я знал лично, уничтожение японцами подпольной армии националистов к югу от Янцзы было одним из шедевров кооперации между нашей партией и японцами»[65].
Кроме саботажа Чана, Пань имел задание заставить японцев позволить красным действовать беспрепятственно, а для этого следовало внушить идею тайного прекращения огня в Северном Китае главному японскому разведчику в Китае генерал-майору Садааки Кагесе.
На востоке центральной части Китая была заключена сделка, по которой Н4А ушла с железной дороги в обмен на то, что японцы оставили ее в покое. В течение многих лет японские поезда ходили свободно, а Н4А спокойно расширялась. Основные доводы, лежащие затем, чтобы красных не трогали, изложил брат императора Хирохито принц Микаса, который в то время служил офицером в Китае. Он сказал, что, по мнению японцев, коммунисты могут доставить много неприятностей, хотя не имеют стратегического значения. Японцы считали своим основным врагом Чан Кайши.
К весне 1940 года в руках коммунистов оказались обширные территории на севере Китая. В марте 1940 года в серии сражений, последовавших сразу после безмолвного разрешения Сталина идти вперед, коммунисты сосредоточили 30–40 тысяч человек и уничтожили более 6 тысяч националистов. Закрепив свои позиции в Северном Китае, командиры 8ПА Чжу Дэ и Пэн Дэхуай почувствовали своим долгом сделать что-нибудь, направленное против японцев, и 1 апреля они приказали начать подготовку к широкомасштабным операциям саботажа на японских транспортных артериях. Но Мао запретил им это. Вместо этого он приказал, чтобы все войска были передислоцированы на восток центральной части Китая, чтобы захватить там новую территорию. Чжу и Пэн были вынуждены отказаться от своего плана.