Чтобы подхлестнуть античановский настрой в КПК, Мао придумал новую гоминьдановскую «бойню», вроде той, в которой два года назад Н4А понесла большие потери. На этот раз он решил пожертвовать своим единственным уцелевшим братом Цзэминем.
Цзэминь работал в Синьцзяне, расположенном далеко на северо-западе, который на протяжении многих лет был русским сателлитом. В 1942 году местный военачальник решил обратить оружие против красных. Чувствуя, что их жизни угрожает опасность, Цзэминь и другие региональные лидеры КПК стали направлять Мао просьбы об эвакуации. Но им было приказано оставаться на месте. В начале 1943 года Цзэминь и еще около 140 коммунистов и членов их семей, включая жену и сына Цзэминя, а также девочка Сыци, которую Мао называл своей дочерью, были арестованы.
Когда военачальник отбыл в Чунцин, заключенным оставалось только передать через «связного» КПК Чжоу Эньлая просьбу правительству Гоминьдана об освобождении. Именно этого потребовали от Чжоу и русские. Лидеры КПК 10 февраля коллективно (от имени Секретариата) также попросили Чжоу сделать это. Двумя днями позже, то есть 12 февраля, Мао послал Чжоу отдельную телеграмму, адресованную ему лично, в которой была изложена повестка дня переговоров с гоминьдановцами. Пункта об освобождении синьцзянской группы там не было. Чжоу, получавший теперь приказы только лично от Мао, не поднимал вопроса о синьцзянской группе в своих многочисленных встречах с гоминьдановцами.
В это время Линь Бяо был в Чунцине и 16 июня 1943 года встретился с русским послом Панюшкиным, причем сделал это раньше, чем Чжоу. Он объяснил Панюшкину, что Чжоу не делал ничего для освобождения группы, так как имел на это своего рода «приказ» из Яньаня. Появившийся Чжоу заявил, что написал Чану еще три месяца назад, но не получил ответа. При этом Панюшкин доложил в Москву: «Линь Бяо сидел повесив голову». Было совершенно очевидно, что Чжоу лгал. В действительности Чжоу и Линь встречались с Чаном несколькими днями ранее, 7 июня. Чан вел себя очень дружелюбно, но Чжоу не сказал ничего о заключенных в Синьцзяне товарищах.
В результате брат Мао Цзэминь и еще два лидера КПК 27 сентября 1942 года были казнены по обвинению в заговоре. При таком количестве смертей — всего только три — Мао не смог кричать на весь мир о бойне. Он не сделал никакого заявления, обвиняющего палачей, поскольку это могло поднять вопрос, действительно ли коммунисты были виновны[73]. В течение многих лет смерть Цзэминя оставалась незначительным событием для китайского общества.
Глава 24
Неустрашимый противник отравлен
(1941–1945 гг.; возраст 47–51 год)
Используя террор для превращения рядовых членов партии в винтики для своей машины, Мао продолжал «работать» и с вышестоящими товарищами. Его целью было сломить их, заставить признать его безусловным лидером — тогда ему никогда больше не придется зависеть от благоволения Москвы. Он выбрал время, когда Сталин был слишком занят войной с Германией.
Осенью 1941 года Мао провел несколько заседаний Политбюро, на которых все те, кто в прошлом так или иначе возражали ему, должны были униженно признать свою неправоту и поклясться в лояльности. Большинство так и поступили, включая номинального партийного главу Ло Фу и бывшего первого человека в партии Бо Гу[74], унизившего Мао перед началом Великого похода. Но один партийный деятель в Яньане отказался низкопоклонствовать. Это был Ван Мин — человек, который после возвращения из Москвы в 1937 году стал главной угрозой планам Мао.
После начала войны с Германией Ван Мин понял, что Сталин должен быть недоволен отказом Мао предпринять активные действия против Японии, чтобы помочь Советскому Союзу. В октябре 1941 года он видел телеграмму Мао от главы Коминтерна Димитрова, где было поставлено пятнадцать жестких вопросов, среди которых был и такой: какие меры принимает КПК для нанесения удара по японской армии, чтобы Япония не могла открыть второй фронт против Советского Союза? Вооруженный столь очевидным свидетельством недовольства Москвы, Ван Мин решил воспользоваться шансом и вернуть себе политический капитал. Он отказался заниматься самооговором и вместо этого в личных беседах с Чаном и японцами резко раскритиковал политику Мао. Он также потребовал, чтобы Мао выступил вместе с ним на открытых дебатах на большом партийном форуме, объявив, что готов отстаивать свою правоту во всех инстанциях, вплоть до Коминтерна.
Первоначально Мао хотел добиться абсолютного и безусловного подчинения своих коллег, а потом созвать давно откладываемый партийный съезд и взойти на партийный трон. Почти семь лет он уже был фактическим главой партии, но не имел ни соответствующего поста, ни титула. Однако враждебное поведение Ван Мина нарушило его планы. Если упрямый соперник сумеет открыть на съезде дебаты по вопросу военной политики Мао, этот форум вполне может принять его сторону. Мао пришлось отложить съезд.
Мао был в ярости из-за неожиданного поворота событий. Такое настроение не могло не отразиться на его работах. В этот период он написал девять напыщенных статей, ругая на чем свет стоит Ван Мина и своих бывших союзников, включая Чжоу Эньлая. Эти статьи и сегодня считаются секретными. Если верить секретарю Мао, они явились «мощным выбросом эмоций, написаны резким и непечатным языком». В одном месте он говорит о своих коллегах как о «самых презренных маленьких червях», в другом утверждает, что «в этих людях нет и половины настоящего Маркса, живого Маркса, благоуханного Маркса… нет ничего, кроме фальшивого Маркса, мертвого Маркса, зловонного Маркса…».
Мао несколько раз переделывал эти статьи, после чего отложил. Однако он с удивительным упорством возвращался к ним до конца дней своих, то есть еще три с половиной десятилетия. В июне 1974 года, после смерти Ван Мина в Москве, пока Чжоу Эньлай страдал от рака мочевого пузыря, Мао приказал отыскать эти статьи в архиве и прочитать их ему вслух (Мао тогда был уже почти слепой). За месяц до своей смерти в 1976 году он снова пожелал послушать их.
В октябре 1941 года Ван Мин, сразу же после того, как выступил против Мао, слег от неожиданной болезни и был госпитализирован. Он утверждал, что Мао отравил его — это может быть правдой, а может быть и нет. Точно известно, что Мао пытался отравить его в марте 1942 года, когда Ван Мин выписывался из госпиталя. Но Ван Мин продолжал проявлять непокорство. «Я не склоню голову, даже если все остальные будут вилять хвостом», — заявлял он. Для себя Ван Мин писал стихи, в которых величал Мао «анти-Советский Союз и анти-Китайская коммунистическая партия». Более того, он утверждал, что Мао «устанавливает свою личную диктатуру». «Все, что он делает, он делает лично для себя, и все остальное его не волнует». Мао мог ожидать, что, будучи хорошим оратором, Ван Мин будет выступать против него.
Агентом-отравителем Мао выбрал врача по имени Цзинь Маоюэ, который в период расцвета сотрудничества между националистами и КПК прибыл в Яньань в составе бригады медиков. Он был квалифицированным акушером и гинекологом, и коммунисты задержали его в Яньане. Когда Ван Мин прибыл в госпиталь, Цзинь был приписан к нему в качестве лечащего врача. Факт отравления им Ван Мина был установлен официальным следствием, которое проводили ведущие доктора Яньаня в середине 1943 года. Выводы следственной комиссии и поныне являются секретными данными.
В начале марта 1942 года Ван Мин, судя по свидетельствам, был «готов к выписке». Доктор Цзинь попытался задержать его в госпитале, настаивая на целой серии операций: удалить зубы, геморрой и миндалины. От операций отказались, только когда запротестовал другой доктор — проведенное обследование показало, что операции по поводу миндалин и геморроя были бы чрезвычайно опасными для пациента.
Когда Ван Мин уже готовился покинуть госпиталь, доктор Цзинь дал ему таблетки, после которых состояние больного резко ухудшилось. «13 марта после приема одной таблетки Ван Мин почувствовал сильную головную боль. 14-го после приема двух таблеток у него началась рвота, сильные боли в области печени и сердца, селезенка была увеличена». После приема еще нескольких таблеток от доктора Цзиня «у Ван Мина было диагностировано острое воспаление желчного пузыря и гепатомегалия (увеличенная печень)».
Следствие так и не установило, что это были за таблетки, поскольку никакого рецепта не было, а на вопросы о типе и количестве лекарства доктор Цзинь давал «уклончивые и неясные ответы». Но комиссия пришла к выводу, что после приема таблеток у Ван Мина появились «симптомы отравления».
Тогда доктор Цзинь назначил другие лекарства: большие дозы каломели и соды — два препарата, которые при приеме вместе вступают во взаимодействие и в результате выделяется яд — едкий хлорид ртути. Оказалось, что дозы назначенных лекарств могли убить нескольких человек. Комиссия составила отчет, в котором были перечислены многие симптомы отравления ртутью и сделан вывод: «Установлено, что Ван Мин был отравлен».