Но этот приказ раздавать оружие гражданскому населению выпустил джинна из бутылки. Если в некоторых местах, таких как Ухань, различия между умеренными и левыми были явными, то во многих других даже наиболее преданные последователи Мао не могли точно сказать, какая группа была наиболее воинственной, поскольку все группы враждовали, чтобы казаться самыми агрессивными. Типичной в этом плане была провинция Аньхой, где две противостоящие группировки с гордостью носили ультраполитические названия «замечательные» и «пердуны». Поскольку первая из них смогла первой проникнуть в старые правительственные учреждения, она объявила, что захватила власть у «идущих по капиталистическому пути», и провозгласила: «Наш захват власти замечателен». Вторая группировка отозвалась: «Замечателен? Какой пердеж!»
Практически они не отличались друг от друга, конкурируя между собой, чтобы попасть в новую структуру власти. Пользуясь единственным критерием показной «воинственности» по отношению к «идущим по капиталистическому пути», армейские части передавали оружие любой группировке, которая, по их мнению, была левой. А другие группировки совершали набеги на арсеналы с целью захвата оружия, часто вступая в сговор с сочувствующими в армии. В результате оружие стало широко доступным. Фракционная борьба перерастала в небольшие по масштабам гражданские войны по всему Китаю, в которые были вовлечены практически все городские области. Наступало состояние близкое к анархии — впервые после захвата власти почти два десятилетия тому назад.
Мао быстро понял, что использование его «штурмовых отрядов» не везде станет эффективным. И если в Шанхае он продолжал создавать их (там численность отрядов достигла миллиона человек, а его контроль был особенно действенным), в других местах пришлось отменить декрет о «вооружении левых». 5 сентября был издан приказ, согласно которому все оружие следовало возвратить. Однако те, кто владел им, часто отказывались возвращать его. Больше чем через год Мао сообщил министру обороны Албании, что 360 тысяч единиц оружия было собрано только в Сычуани (области с населением в 70 миллионов человек), но намного больше исчезло. Получив в руки оружие, в отдаленных областях страны появились бандиты.
Образно говоря, Мао поджег запал динамита, который грозил подорвать его собственную власть. Он вынужден был отказаться от попытки разделить фракции на левые и консервативные, призвав все группы к объединению. Но его приказы игнорировались. Восприняв требование сокрушить консерваторов, молодые люди продолжали бороться, находя это занятие более увлекательным, чем выполнение скучных обязанностей.
Люди перестали ходить на работу. Экономика была серьезно подорвана. Военная промышленность, даже ядерная программа остановились впервые после начала «культурной революции». Признаки анархии стали проявляться даже среди личной охраны Мао. Один из ее сотрудников дал расписание маршрутов Мао студенту, который представился детективом, чтобы тайно следить за Мао. Оба были вскоре арестованы, но прежде такое нарушение не могло произойти.
Год спустя, в 1968 году, фракционные столкновения с применением огнестрельного оружия продолжались с прежней интенсивностью, несмотря на обилие команд из Пекина. Куай Дафу, студент университета Цинхуа (Мао использовал его для расправы над Лю Шаоци и его женой), проявлял явные признаки неповиновения. Куай стал самым известным левым в стране и собирался поставить своих противников в университете на колени. Он игнорировал многократные приказы прекратить свою деятельность, утверждая, что его противники являются консерваторами, поэтому он имеет полное право сражаться с ними в соответствии с более ранней директивой Мао. Мао пришлось лично вмешаться, чтобы приструнить Куая и на его примере оповестить всю страну о прекращении фракционных войн.
27 июля 40 тысяч невооруженных рабочих были направлены к университету Куая, чтобы разоружить его группу. Не зная, что приказ поступил от самого Мао, Куай оказал сопротивление, и бойцы его отряда убили пять рабочих и ранили более семисот. На следующий день Куай был вызван во Всекитайское собрание народных представителей. Там он с удивлением увидел Мао в окружении высших руководителей страны. Куай бросился в объятия Мао (наверное, это был единственный раз, когда чужой человек позволил себе такой поступок) и разрыдался. Мао тоже начал кричать, вероятно расстроившись из-за своей неспособности совладать с чувствами в угоду практическим потребностям. Чувства Мао требовали, чтобы консерваторы, которых он знал в стране, были жестоко избиты. Но практическая сторона признавала, что в его собственных интересах нужно было восстановить порядок. Он сказал Куаю и другим руководителям цзаофаней, которые там присутствовали, что сам настаивал на разоружении отряда Куая. А если кто-либо еще будет продолжать борьбу, армия уничтожит таких людей. Куай и его товарищи подписались под этим воззванием, которое было обнародовано.
Куая отослали на завод в далекий Нинся. Все университетские студенческие организации распустили, а студентов отправили работать на рядовых должностях, большей частью во внутренние районы страны. Эта была новая волна, последовавшая за более чем 10 миллионами учеников средней школы, которые были расселены по деревням и колхозам по всему Китаю. В течение последующих нескольких лет более чем 16 миллионов представителей городской молодежи были расселены в сельской местности — это был также один из способов покончить с безработицей. Так закончилась эпоха студентов-хунвейбинов.
Но среди бунтарских групп, не имевших отношения к студентам, спорадические вспышки локальных гражданских войн продолжались во многих местах. Чтобы остановить их, был создан специальный отряд, названный «Корпус 16 мая», призванный осудить любого, кто не повиновался приказам. Куай, который имел общенациональную известность, стал его руководителем. В целом были осуждены 10 миллионов цзаофаней, из которых 3,5 миллиона были арестованы.
Государственный террор способствовал росту насилия в стране и был гораздо сильнее фракционной борьбы. Ярким подтверждением этого явились события в южной провинции Гуанси летом 1968 года. Там одна из фракций отказалась признать власть личного назначенца Мао генерала Вэй Гоцина (который помогал руководить крупнейшим сражением против французов в Дьенбьенфу во Вьетнаме в 1954 году). Вэй был готов использовать любую силу, чтобы сокрушить своих противников.
Использовались не только пулеметы, минометы и артиллерия, но и подстрекательство к убийствам большого количества людей, якобы классовых врагов. Руководитель уезда Биньян, армейский офицер, сказал своим подчиненным: «Я хочу открыть вам настоящую правду: в ходе этой кампании мы должны казнить одну треть или четверть классовых врагов, убивая их дубинами или побивая камнями». Считалось, что обыкновенные казни не производят нужного устрашающего впечатления: «Для начала несколько человек можно казнить обычным способом, но мы должны настроить людей использовать кулаки, камни и дубины. Только таким образом мы можем сплотить массы». После этого приказа в течение одиннадцати дней (между 26 июля и 6 августа 1968 года) 3681 человек в этом уезде был забит до смерти, причем многие с особым зверством; для сравнения можно отметить, что общий список убитых за предыдущие два года «культурной революции» здесь составил всего «только» 68 человек. Организованная волна убийств унесла жизнь около 100 тысяч человек в этой провинции.
Власти организовали «показательные убийства», чтобы продемонстрировать людям применение максимальной жестокости; в некоторых случаях полиция контролировала убийства. В общей атмосфере жестокости во многих частях провинции вспыхнуло людоедство, больше всего «прославился» уезд Усюань. Проводившееся там после смерти Мао официальное расследование (в 1983 году, причем быстро остановленное, а его результаты были засекречены) смогло выявить 76 таких жертв. Практика людоедства началась после изобретенного Мао так называемого «обличительного собрания». Жертвы убивались сразу после него, а некоторые части их тел — сердце, печень, иногда и половые органы — часто вырезались еще до того, как жертва успевала умереть. Затем они готовились прямо на месте и поедались на «банкетах человеческой плоти», как их называли в то время.
Возможно, Гуанси представляет собой провинцию с самым живописным пейзажем в Китае: изящные гряды холмов спускаются к кристально чистой воде, в которой их вершины отражаются так явственно, что выглядят реальными. Именно там, напротив этих двойных силуэтов, у самых чистых рек проходили эти «банкеты человеческой плоти».
Восьмидесятишестилетний крестьянин средь бела дня разрезал грудь мальчика, чье единственное преступление заключалось в том, что он был сыном бывшего помещика. Он сообщил, что такие убийства не имели последствий, поскольку оправдание находили в словах Мао. «Да, я убил его, — рассказывал он любознательному автору позже. — Человек, которого я убил, был врагом… Ха-ха! Я делаю революцию, и мое сердце является красным! Разве председатель Мао не сказал: «Или мы убьем их, или они убьют нас? Вы умираете, а я живу, это и есть классовая борьба!»
Организуемые государством убийства достигли своего наивысшего размаха во всех провинциях в 1968 году. Этот год проходил под знаком грандиозной кампании, названной «Очистим классовые ряды». Ее цель состояла в том, чтобы найти «классовых врагов» во всех слоях населения и приговорить их к различным наказаниям, включая казни. Таким образом, все жертвы, пострадавшие до и в ходе «культурной революции», вновь подверглись преследованиям. Кроме того, режим намеревался искать новых врагов, тщательно проверяя прошлое каждого взрослого, относясь к нему с подозрением. Число ярлыков для официальных изгоев достигло двадцати трех, а число людей, подвергавшихся преследованию, составляло многие десятки миллионов — больше, чем когда-либо прежде.
Есть свидетельство, как новый правитель провинции Аньхой, армейский генерал, принимал решения о проведении казней. Проводя вяло пальцем по списку «контрреволюционеров», представленному ему милицией, он время от времени указывал на то или иное имя, произнося официальным тоном (к концу предложения голос звучал так, будто у него нос был зажат прищепкой. Казалось, что ему просто скучно): «Вы все еще держите этого? Могли бы уже убить его. А как насчет этой? Пожалуй, покончите с ней». Затем он спросил, сколько людей в соседних провинциях планируют казнить: «Сколько в Цзянсу убили в этом месяце? И сколько в Чжэцзяни?» Когда ему ответили, он предложил: «Давайте брать средний показатель между этими двумя провинциями». Было казнено соответствующее число людей.
Одной из самых разоренных провинций была Внутренняя Монголия. Мао подозревал существование там заговора с целью отделить эту область от Китая, присоединить ее к Внешней Монголии и, таким образом, передать под контроль русских. Вновь назначенный туда глава революционного комитета генерал Тэн Хайцин занялся энергичной проверкой этих подозрений, широко применяя пытки. Согласно расследованиям, проводившимся в этой провинции после смерти Мао, имел место случай, когда мусульманской женщине плоскогубцами выдернули зубы, затем отрезали нос и уши и только потом убили топором.
Другая женщина была изнасилована с помощью палки (впоследствии она совершила самоубийство). Одному мужчине забили гвозди в череп. Другому отрезали язык, а затем выбили глаза. Еще одного били палками по гениталиям, а потом запихали порох в ноздри и подожгли. Согласно официальным данным, приводившимся после смерти Мао, более 346 тысяч человек были осуждены, а 16 222 погибли. Число людей, каким-либо образом пострадавших в этой провинции, согласно официальным данным превысило один миллион — из них 75 процентов были этническими монголами. Это означает, что по крайней мере 60 процентов всех монголов в этой провинции — мужчин, женщин и детей — прошли через ад.
Другой провинцией, которой также выпала нелегкая участь, была Юньнань, расположенная на юго-западе страны, где (согласно официальным данным) около 1 миллиона 400 тысяч человек подверглись преследованиям при новом главе революционного комитета — генерале Тань Фужэне. 17 тысяч из них были либо казнены, либо забиты до смерти или доведены до самоубийства. Известно, что тот, кто размахивает мечом, может от него погибнуть. Генерал Тань был убит в декабре 1970 года, став самым высокопоставленным чиновником, погибшим в маоистском Китае, где покушения случались очень редко. В него стрелял штабной офицер Ван Цзычжэн, причем не по причинам личной неприязни. Он вообще ненавидел режим Мао. Еще в 1947 году Ван был связан с антикоммунистической организацией, которая уничтожила руководителя коммунистической милиции. Тогда он сумел скрыться. Теперь, спустя более двух десятилетий, жители родной деревни начали его розыск. Хотя офицер находился на расстоянии более тысячи миль от нее и изменил свое имя, его нашли и задержали в апреле 1970 года. Зная, что его ожидает, он решил попробовать убить генерала Таня, который, будучи самым высокопоставленным лицом в провинции, творил ужасные вещи в Юньнани. Однажды ночью Ван сбежал из-под стражи и пошел домой, чтобы попрощаться со своими женой и сыном. Затем он украл два пистолета и двадцать пуль из штабного сейфа, проник в дом генерала Таня и убил его. Когда его пытались задержать, этот уникальный мститель убил одного и ранил другого преследователя, после чего застрелился.
К началу 1969 года был создан новый аппарат власти Мао. В апреле он созвал IX съезд партии, который должен был формально закрепить его реорганизованный режим. Предыдущий съезд был в 1956 году. Хотя согласно партийному уставу они должны были проходить каждые пять лет, Мао препятствовал созыву съезда в течение тринадцати лет, пока не почувствовал, что вся оппозиция полностью «вычищена».