И все же, почему дверь открылась? Никель был не из тех людей, кто мог забыть перенастроить электронный замок. И уж тем более не из тех, кто готов впускать кого попало в личные "покои". Кем попало я себя не считала, но из списка доверенных лиц должна была вылететь однозначно. Может, он считает меня настолько беспомощной, что не видит нужды прятать свои секреты?
Эта мысль разозлила меня. Я прошла по комнате, внимательно осматриваясь; вся мебель — рабочий стол, стулья, шкафы — была выполнена под темное дерево. Красивое, но бесполезное, необжитое дерево, потому что нигде — абсолютно НИГДЕ не было видно ничего, что можно было бы, пусть с натяжкой, назвать личной вещью.
На первый взгляд, здесь вообще не было вещей. Только лампы, картины, вазы и прочие элементы декора, сплошь новые. Непонятно — все-таки я когда-то жила в этой спальне. Дышала, спала, занималась любовью и активно влияла на ее внешний вид. А теперь я не то что не узнавала ее — я не узнавала ни одной из ее составляющих.
Хотя нет, кое-что я все-таки узнала: окно и высокую двуспальную кровать, бывшую некогда кремового, а не коричневого цвета. Они снова и снова притягивали взгляд, так как были единственными яркими пятнами во всем помещении.
Обойдя спальню по периметру, я села на маленький диван. Меня нервировала эта комната, я чувствовала себя взломщицей — хотя по сути, я ей и была.
Визуальный осмотр комнаты не удовлетворил; хотелось сделать что-то еще более дикое.
Справа от кровати находилась дверь в гардеробную: распахнув ее и пройдя внутрь, я по очереди открыла все шкафы. Передо мной предстали длинные ряды вешалок: десятки костюмов самых разных цветов, начиная от строгих, и заканчивая невероятными, попугаичьими расцветками. Ботинки, рубашки, брюки, жилетки…
Я проводила по ним руками, некоторые снимала и разглядывала более внимательно. Среди его одежды попадалась та, которую я знала; тем не менее, ощущение стерильности преследовало и здесь. Каждая деталь гардероба была чистой и выглаженной, словно перекочевав сюда прямиком из химчистки. Для полноты эффекта не хватало только полиэтиленовых чехлов на вешалках.
Не могу сказать, что меня интересовало содержимое шкафов Никеля. Вселенная, что я делаю? Со мной будто приключилось временное помутнение рассудка. Одернув себя и вернувшись в спальню, я направилась к выходу и уже потянулась к входной двери левой рукой, когда взгляд упал на новообретенный браслет.
Борк ничего не сказал про его происхождение, но кое-что я и сама сообразила. В нем чувствовалась рука Ника, браслет был похож на сережку-блокатор, как старший брат на младшую сестричку, но при этом я могла поклясться, что вижу его впервые. До "побега" я пользовалась связью напрямую через нейроноситель, а после возвращения Нику некогда было бы заниматься его созданием. А это значило — у меня кольнуло в груди — что Никель делал его для меня в то время, когда я была в Москве и очень сожалела, что не могу вырвать из себя нейроноситель на пару с четырьмя последними годами жизни.
Эта догадка сложилась с догадкой о замке, и все встало на свои места, образовав цельную картину. Никель не ждал и не надеялся, а просто знал, что я еще вернусь обратно. К нему в спальню. Я сомкнула руку вокруг браслета, чувствуя, как в груди поднимается гнев. Возможно, у меня хватит решимости сорвать его, одолжить у Борка денег и, придумав какую-нибудь историю, улизнуть и спрятаться гораздо более тщательно, чем в прошлый раз.
Но, скорее всего, нет.
Я разжала пальцы и несколько секунд непонимающе смотрела на следы от ногтей на внутренней стороне запястья.
В следующий миг я была уже у рабочего стола. Надо сказать, мебель была исполнена в земном стиле — у стола имелись выдвижные ящики с обоих сторон от кресла. Я упала на колени, схватила самый верхний левый, потянула на себя и принялась бесстыдно копаться в его содержимом.
Там лежали, в основном, бумаги и ручки — это меня не удивило. Несмотря на целый арсенал электронных устройств, некоторые записи Никель продолжал делать вручную, так как механическое письмо благотворно влияет на работоспособность мозга. Я бегло просмотрела бумаги: формулы, термины.
В них не было того, что мне нужно.
Следующий ящик тоже был забит бумагами. Я рылась все судорожнее, начиная терять надежду и чувствуя, что у меня остаётся все меньше времени. Отчаянье придало сил: следующий ящик я вырвала из пазов и перевернула, высыпав содержимое себе на колени. Та же участь постигла самый нижний ящик. Снова ничего! Листы покрыли пол вокруг, как рваное белое покрывало.
Не знаю точно, что именно я искала. Наверное, что-то, что напоминало бы меня, принадлежало мне, было куплено или подарено мною.
Вещь, которая подтвердила бы, что я действительно жила здесь, и мои воспоминания — не плод воображения. Если бы я нашла это что-то, то смогла бы узнать, осталась ли я еще в сердце у Никеля, или он стер меня оттуда также, как стер интерьер нашей совместной жизни.
Я потянулась к ящикам с другой стороны стола, и тут услышала тихий смешок позади. Я медленно опустила руки и обернулась. Больше не было причин спешить. Я влезла в его спальню, рылась в его вещах и устроила ужасный беспорядок. Мне конец.