"
Всего несколько коротких фраз, но ими Чодороу проделывает такую колоссальную работу, что не склониться перед её гением невозможно. Помимо этого, на примере Чодороу можно наблюдать и редкий в науке случай, когда психоаналитическая концепция послужила хорошим подспорьем в анализе сложной психо-социально-экономической ситуации на сломе эпох.
По сути, Чодороу говорит об интериоризации (интернализации): в психологии и социологии этим термином описывают формирование психики человека путём усвоения им изначально внешних социальных отношений, в ходе их перехода извне вовнутрь. Общество и культура формируют психику своих членов. Как хорошо известно психологам, "
Распад большой (разветвлённой) семьи привёл к выделению такого явления, которое в психологии получило название Значимого Другого. Термин, впервые сформулированный психиатром Гарри Салливаном (1999), обозначает человека, который играет главную роль в формировании у индивида представлений о социальных нормах, его ценностей и его личного образа Я. Как правило, Значимым Другим для ребёнка выступает кто-либо из родителей, так как именно с ним ребёнок проводит значительную часть начального этапа своей жизни. Обладая исключительной потребностью в принятии и самоидентификации, ребёнку критически важно получать от Значимого Другого положительные сигналы (улыбка, ласковые объятия, одобрение, поддержку и т. д.), свидетельствующие об успешности их взаимодействия и, следовательно, об успешном функционировании образа Я (самости) ребёнка. Именно за счёт взаимодействия со Значимыми Другими ребёнок вырабатывает определённое отношение к самому себе, начинает воспринимать себя именно таким, каким изначально был воспринят другими. Если его любили, то он понимает себя как любимого и потому хорошего, а если же не любили, то и воспринимает он себя как нелюбимого, нехорошего, теряя уверенность (Цветков, 2012, с. 18). Специфика первейших взаимоотношений со Значимыми Другими на долгие годы (как правило, на всю жизнь) определяет отношение человека к самому себе. Негативное взаимодействие со Значимыми Другими ведёт к развитию того, что принято называть базальной тревогой — непрекращающимся беспокойством по поводу своей личности и всего мира в целом (см. Хорни, 2008).
Нэнси Чодороу использует именно эти конструкции (хоть и не вдаваясь в терминологические уточнения), чтобы обозначить, как изменения в устройстве семьи в эпоху повального роста городов привело и к переменам в психике людей. Применяя инструментарий теории объектных отношений, Чодороу вскрывает проблему современного мифа моногамии: искреннюю убеждённость человека в том, что может существовать лишь один объект эмоциональной привязанности для удовлетворения его потребности в признании (принятии). Ведь помимо того, что на формирование эмоционального самоотношения человека влияет качество связи со Значимыми Другими, логично, что первостепенен вообще сам факт наличия Значимых Других. Они просто должны быть. Без них никак. Но дело в том, что нуклеарная семья в силу своего малого размера и глубокой изолированности сократила число Значимых Других для ребёнка фактически лишь до одной фигуры — материнской (поскольку отец почти всегда отсутствовал на работе, и потому эмоционально оставался скорее чужим; как указывалось выше, косвенно это подтверждается и тем, что степень одиночества подростков в полных и неполных семьях существенно не различается, то есть эмоционально отец отсутствует в обеих семьях). Это и породило у людей иллюзию, будто лишь один единственный человек был, есть и может быть исключительным объектом привязанности. Эта иллюзия питается ощущениями из детства, когда важным оказывалось внимание одного конкретного человека — матери. Но так как занятая и уставшая от домашних хлопот мать тоже далеко не всегда могла вовремя и адекватно реагировать на ребёнка, то Значимый Другой в его психике постепенно превращался в некий смутный, вечно далёкий идеал, в любви и признании которого он нуждается.
Таким образом, в популярности сентиментального романа (которая никуда не исчезла и по сей день) лишь нашёл своё отражение дефицит Значимых Других в «нуклеаризованном» обществе. Грёзы по "одному Единственному" есть не что иное, как выражение простой тоски по глубоким человеческим отношениям, в условиях индустриализации, урбанизации и «нуклеаризации» ставших редчайшей вещью на планете. Благодаря влиянию сентиментального романа, наслоившегося поверх сформированной в нуклеарной семье психике, избавление ото всякого одиночества отныне стало осмысливаться исключительно в терминах любви между мужчиной и женщиной (что важно, между одним мужчиной и одной женщиной), то есть Значимый Другой сексуализируется, то есть обличается в конкретные категории пола, что и вытеснило такой вековечный феномен, как дружба, на задворки бытия.
Всё замкнулось на романтическом партнёре, на супруге, от которого отныне принято ожидать исцеление душевных травм детства через демонстрацию того, что ты нужен хоть кому-то, что ты вообще имеешь смысл да и вообще существуешь. Хотя в прежние эпохи Значимым Другим мог быть (и был) родитель, кто-то из родственников или друзей — точнее говоря, до нуклеарной семьи Значимых Других было много. В условиях же современной социальной разобщённости даже один Значимый Другой стал большой редкостью. И потому признаком времени стало стремление запихнуть в одного человека все наши чаяния и потребности в любви и принятии, которые прежде люди получали от целой деревни (Джонсон, 2017). Потребность встретить кого-нибудь значимого превращается в потребность встретить только одного — именно так начинает озвучиваться данная глубинная потребность психики в рамках моногамной культуры. Так моногамный концепт окончательно воцаряется в умах людей. Феномен сентиментального романа лишь строго ограничил поиски Значимого Другого, направив его на пару «мужчина-женщина» и отвернув от всех других возможных вариантов. Человек по природе своей нуждается в ориентирах для направления своего движения, и сентиментальный роман как раз выступил таким ориентиром. Почву для поисков подготовила новоявленная нуклеарная семья, а направление задала литература. Но забавным образом всё это только ухудшило ситуацию, поскольку, как тонко заметила Чодороу, это оказалось равносильно складыванию всех эмоциональных яиц в одну корзину.
Психологи согласны с выводами Чодороу: "
1. Один человек попросту неспособен удовлетворить все эмоциональные потребности другого.
2. Люди в массе своей начинают это понимать.
Вот она, связь между «нуклеаризацией» и одновременным ростом разводов. Пропагандируемые современной культурой ожидания от супруга как единственного Значимого Другого в реальности оказываются гипертрофированными и не оправдываются. Идея о том, что пресловутый "один Единственный", как манна небесная, однажды возникший в нашей жизни, резко всё изменит, поможет излечить детские травмы и сделает счастливыми, уже много десятилетий показывает свою несостоятельность. Сформировавшаяся недавно моногамная психология вынуждает людей играть в русскую рулетку — пойти ва-банк и поставить всё на одного. И, как правило, ставка эта прогорает — около 50–60 % браков распадается (но из этого совершенно не следует, что из сохранившихся 40 % все браки можно считать удачными — многие просто бояться развода по целому ряду причин).
Психотерапевт Эстер Перель пишет: "
Социолог Белла ДеПауло остроумно сравнивает современные представления о брачном партнёре со смартфоном, "
Исходя из всего, неудивительно, что по шкале жизненных стрессов (Holmes and Rahe stress scale) развод далеко обходит тюремное заключение и даже смерть родных или друга. Ведь в эту "символическую корзину" в виде брака на данный момент втиснуто столько "эмоциональных яиц", что просто так проститься с ней оказывается по-настоящему трудно. В моногамной культуре ценность брака возведена в ранг сакрального, и потому однажды оказывается непросто признаться себе и другим, что твоя священная корова оказалась простой бурёнкой, облепленной репейником и измазанной невесть чем. В современном культе брака сосредоточено столько чаяний, столько сокровенного, что объявить о разводе — равносильно признанию себя несостоявшимся как личность.
Мы вкладываем ядерный реактор наших потребностей в сердце одного человека и ждём, что он выдержит, не расплавится. Концепт любви напичкал брачный союз таким грузом ожиданий, что семьи стали взрываться одна за другой, как попкорн в микроволновке.
Моногамная психология как травма
Каждый из нас знает людей, которые буквально иссыхают, если не состоят в романтических отношениях, — они грустны, как Хатико на девятом году, их пульс еле прощупывается, глаза едва открываются, а страница в соцсети испещрена заметками в духе "Если любишь — отпусти" и прочими сентиментальными посланиями. Их дела не клеятся, кровь по жилам не бежит, а жизнь — боль. Они гребут на лодке по океану депрессии и только и смотрят по сторонам, кого бы возвести на алтарь их привязанности и в чью бы грудину вонзить ядерный реактор своих ожиданий. Попкорн непременно взорвётся, но перед этим в жизни Хатико будет период в полгода-год, когда и сердце забьётся, и глаза заблестят, и страница в соцсети перестанет быть похожей на пятна Роршаха. Всё это ненадолго. Потом колесо Сансары закрутится по новой.
Благодаря кино и романам представления об адекватности такого образа активно вбиваются в головы людей — отныне это выставляется здоровой нормой. Хотя с точки зрения психологии, это откровенная патология. Когда встречаешь такого человека, он будто вываливает тебе на коленки свою разросшуюся опухоль и ждёт избавительной операции. Но кто будет держать зажим? Кто промокнёт лоб ватным тампоном? Такие операции в одиночку не делаются. Одного — недостаточно.
Несмотря на саркастичность приведённых метафор, всё это действительно реальная и большая трагедия, поскольку касается совсем не единиц, а в той или иной степени почти всего современного западного общества. Психоаналитик Карен Хорни давно указала, что ненасытная потребность в любви — чёткий признак невротической личности. Все эти люди, недолюбленные родителями в детстве, страдают без любви и принятия, без Значимого Другого. Они рьяно ищут того, кто возместил бы им весь дефицит родительского признания в раннем детстве.
"