– Тебе нечего стесняться, – сказал Бретт, приподнявшись. Его глаза снова потемнели – они были точно две синие бездны. – Я люблю тебя всю.
По телу пробежала дрожь, пока он целовал мои скулы, шею. Я чувствовала, как трескается броня, как падают стены, которыми я окружила свое сердце. Его губы сокрушали все оковы, одну за другой, высвобождали мою душу. А потом мы снова слились в поцелуе, и мир раскололся. Осколки быстро рассеялись, а вместо них остался только Бретт. Он сиял надо мной, словно солнце.
Бретт
В тот вечер я понял, что для счастья Бекке нужно только одно. Не я. И даже не книги. А мороженое со вкусом сладкой ваты, к которому она питала поразительную, слегка пугающую страсть.
Она вышла из душа и натянула мою мешковатую одежду, а потом села на диван и, умоляюще глядя на меня, спросила:
– Бретт, а у тебя случайно нет мороженого со вкусом сладкой ваты?
– В этом доме мы держим только качественные десерты! Но… у меня найдется кое-что получше. Подожди здесь.
Я поднялся к себе, перескакивая через ступеньку. Зашел в спальню, стал рыться в шкафу и наконец нашел то, что искал на верхней полке, в самом углу. Там стояла единственная книга, которую я соглашался читать в детстве. Мама постоянно покупала мне книжки, чтобы компенсировать часы, проведенные на заднем дворе с футбольным мячом и папой. Но тщетно. Я всегда выбирал футбол.
Прихватив книгу, я сбежал по ступенькам и запрыгнул на диван рядом с Беккой. Она поморщилась и неодобрительно – как всегда, – покачала головой, когда я положил свою добычу ей на колени. Она взяла ее и пробежала пальцами по обложке.
– «Ужастики»? – прочла она вслух. Я гордо кивнул. – Зачем мне это? – Она подобрала под себя одну ногу и повернулась ко мне.
– Во-первых, не суди так строго, Харт! Ты держишь в руках мое детство!
Она захихикала. Именно захихикала. И спряталась за книжкой от смущения.
– И это ты читал в детстве? – спросила она.
– Это и ничего больше.
– Ты всерьез думаешь, что впечатлишь меня этим?
Ага! Неужели не получилось?
– Ты сама-то их читала? – спросил я. Бекка покачала головой, и я поглядел на нее исподлобья, изображая отвращение. – Ладно, тогда устраивайся поудобнее. – Я уселся в углу дивана и погладил себя по груди.
– Что?
– Устраивайся поудобнее. Я тебе почитаю.