Каждый раз, когда их взгляды встречались, они испытывали одинаковую жажду. За ужином они решили, что Корнель отбудет в Дюнкерк завтра на рассвете, а Мери останется следить за маневрами Ридов. Самой ей придется вступить в игру только после того, как супруги добудут нефритовый «глаз». Упустить момент нельзя, потому она станет дежурить у их дома.
Корнель за подругу не беспокоился, он знал, что Мери умеет действовать, не ставя себя под удар. Всего за несколько месяцев она сумела развить в себе незаурядную уверенность и недюжинный интеллект. А уж о ее сверхъестественной ловкости и проворстве, стоит ей взяться за шпагу, и говорить нечего! План у них отличный. Взаимопонимание полнейшее.
Когда за ними закрылась дверь пожалованного королем Яковом особняка, оба уже задыхались, у обоих повлажнела кожа, и тот, и другая уже не могли сдерживать желания, не могли противостоять столь очевидному зову плоти. Они торопливо разделись — словно воры, меняющие одежки, чтобы, надев другие, скрыться с глаз. Взгляды их прожигали насквозь почище пламени свечей, горевших у изголовья постели с балдахином. Они яростно набросились друг на друга.
— Возьми, возьми меня скорее! — простонала Мери.
— Ах ты, лакомка! — хрипло откликнулся Корнель. — Мадам мечтает об абордаже?
Мери вздыхала и стонала под его умелыми пальцами, исследовавшими каждую из ее самых чутких клеточек. Да, да, да, это правда! Мысль о том, что она тайком проникнет в дом Ридов и обворует их, пробудила в ней задремавшее было вдохновение перед лицом опасности, которую она научилась любить. Она выгнулась дугой. Корнель решительно знает ее лучше всех. Ох, как же он хорошо ее знает!
— Ну, войди же в меня! — взмолилась Мери. — Я тебя люблю!
— Еще недостаточно, — заявил Корнель, но подчинился ее желанию. — Но это придет, Мери. О да! Это обязательно придет, вот увидишь!
Она щедро предлагала себя, пленница игры, которую он с наслаждением навязал ей, и он приспособился к ритму ее взлетов и падений. Он обезумел от счастья, именно такого он хотел, именно об этом он мечтал. Теперь Мери Рид по-настоящему принадлежала ему.
На следующее утро они, как было условлено, расстались, пообещав друг другу скорую и еще более чувственную встречу. Не теряя времени Мери отправилась к особняку Ридов — тот находился за три улицы от ее собственного — и начисто позабыла о дворе короля Якова: ни сам король, ни его двор не представляли для нее больше ни малейшего интереса.
21
Человека в Черном с того времени, как он получил приказ, уже не терзали никакие заботы и сомнения, да он попросту не знал, что такое щепетильность. Эмма и Тобиас тоже не отличались совестливостью, но они погрязли в спорах о выборе способа, каким надежнее и выгоднее действовать. Эмма считала возможным уговорить дядю кузнеца, чтобы тот продал им нефритовый «глаз», Тобиас же был уверен в его отказе. Наконец парочка пришла к согласию и поручила Человеку в Черном проследить за намеченной жертвой и доложить об увиденном. Тогда, дескать, и решим, что делать дальше. И, как только выяснилось, что дело предстоит иметь с дряхлым стариком-вдовцом, который весь трясется и живет совсем один, они без всяких колебаний предали счастливого владельца нефритового «глаза» в умелые руки все того же Человека в Черном.
Итак, наемник приступил к выполнению поставленной перед ним задачи без угрызений совести, которых он, впрочем, сроду не испытывал, просто не ведал, что это такое.
Вот только эта женщина… эта Сесили Рид… она что-то слишком долго его будоражила. Она ему даже как-то приснилась! Приснилась гораздо моложе, веселее, чем та, которую… Да, он видел ее молодой, радостной, она называла его «любимый мой» и вертелась перед ним, вертелась, прямо так и порхала в красном платье, хотя на руках у нее был младенчик… да, грудной ребенок у нее был на руках, это точно… И теперь он все чаще стал вспоминать этот сон… этот сон о ней… об этой Сесили в красном платье… У Человека в Черном мучительно заломило в висках, голову стиснуло, словно раскаленным обручем, хоть кричи… и он постарался скорее прогнать этот образ. Лучше ее забыть. Забыть навсегда. Забыть быстрее, быстрее, чтобы не думать о том, будто она на самом деле могла быть кем-то важным, кем-то значительным в его прошлой жизни, кем-то, кто мог ему вернуть потерянное имя… А в его памяти, которую он так старался убить вместе с порхающей там Сесили в красном платье и с младенчиком на руках… в его убитой памяти безнадежным вопросом было высечено имя «Том»… И от этого он становился еще более бесчеловечным.
Господин Колиас, потомок Жана Флери и дядя версальского кузнеца, отдал Богу душу, проклиная своего убийцу за жестокость, с которой тот вырвал у несчастного признание, где он хранит нефритовый «глаз» и другие принадлежащие ему ценности. Оказалось, что старик сложил их все в железную коробку и спрятал эту коробку под одним из камней очага. Человек в Черном добыл ценности господина Колиаса из тайника, после чего отправился к своему покровителю и защитнику Тобиасу Риду, чтобы отдать тому желанную добычу.
Мери наблюдала за его действиями с помощью морской подзорной трубы, которую ей согласился оставить Корнель и с которой до того он никогда не расставался. Трубу подарил ему Форбен в памятный день, когда Корнель потерял руку, спасая своего капитана. Именно она, эта подзорная труба, позволяла «супругу» Мери проникать в личную жизнь Тобиаса Рида в течение последних недель: достаточно ему было под покровом ночи устроиться на дереве, возвышавшемся над поместьем Рида, — и никто в жизни его бы оттуда не прогнал.
Мери, взобравшись на то же дерево и воспользовавшись той же подзорной трубой, легко обнаружила место, где Риды припрятали нефритовый «глаз». Добраться до него было совсем не сложно: достаточно попасть во двор, когда Эмма оставит открытым окно кабинета Тобиаса, в этот же двор выходящее. Надо лишь дождаться такого случая. И главное — чтобы в Сен-Жермене в эту ночь отсутствовал Человек в Черном.
Наконец-то случай представился! Мери убедилась в том, что солдаты ночного патруля только что прошли, а значит, в ближайшее время не намерены сюда вернуться. Она тихонечко пробежала через двор, вскарабкалась по глицинии, прикрывавшей две трети дома, с такой же легкостью, с какой взлетала на верхушку мачты своего парусника, подтянулась, уцепившись за кованые перильца, ограждавшие окно, и заглянула внутрь. Полная луна заливала помещение мертвенно-бледным светом. Мери знала, что в соседней комнате спят Эмма и Тобиас.
Теперь оставалось мягко, как кошка, спрыгнуть с окна на пол. Черт! Этот проклятый паркет скрипнул, правда, совсем легонько… Мери застыла — ушки на макушке. Нет, похоже, никто не пошевелился. Она решительно двинулась к тайнику — маленькому сейфу, дверца которого была скрыта за картиной какого-то великого мастера. Рядом, на полочке книжного шкафа, стояла безвкусная, совершенно невыразительная бонбоньерка. Мери открыла ее, уверенная, что найдет там ключ от сейфа.
«Слишком легко все получается!» — огорчила ее на миг мелькнувшая мысль, когда она, с победным все-таки чувством, отодвинула картину, прикрывавшую тайник. Но успела только открыть дверцу, дальнейшие ее намерения были предупреждены голосом Эммы, буквально пригвоздившим застигнутого воришку к месту: