Мери нахмурилась. Они сидели в трактире Набей-Брюхо. Балетти, несмотря на все доводы Мери, так и не согласился показаться на берегу. Он с трудом переносил сам себя, и она в конце концов перестала его уговаривать.

— Пойдем, — сказал Никлаус.

Занимался день. Сын привел ее на другой конец города и остановился перед хижиной. Мери знала этот дом: там жила жена матроса по прозвищу Клещи с маленьким сыном — двадцатилетняя рабыня, которую старший матрос Корнеля освободил и оставил при себе. Мери все поняла еще до того, как Никлаус постучал в дверь и на пороге появилась Галлия — животом вперед. Никлаус-младший влюблен. Мери уже заметила, что в последние несколько месяцев он часто куда-то отлучался. Но ее сын никогда не болтал о своих любовных делах.

— Мы утешили друг друга, — признался он, обнимая возлюбленную. — Я хотел бы жениться на ней до того, как родится мой сын. Если ты согласна…

Вместо ответа Мери расцеловала обоих. И простилась с ними у порога. Ей здесь больше нечего было делать, оставалось лишь любить их издали. Так уж устроен мир.

Мери вернулась к Балетти, имея в запасе лишний довод для того, чтобы последовать за ним, — она должна сдержать обещание, когда-то данное сыну: убить Эмму де Мортфонтен.

Кинжал Никлауса оставался самым верным ее спутником, и ему следовало завершить свой путь в сердце Эммы. Мери Рид не следовало забывать об этом.

Несмотря на то что судно Балетти было далеко не идеальным для боевого похода, у Мери не было выбора, пришлось довольствоваться «флейтой». По крайней мере у нее просторные трюмы, и можно основательно запастись пищей и водой, чтобы лишний раз не заходить в гавань. Капитан Кальви оказался сговорчивым. Нескольких дней на суше ему хватило для того, чтобы понять, почему пираты настолько привязаны к Мери Рид. В знак глубочайшего уважения он предложил ей взять на себя командование «Марией», но она удовольствовалась должностью старшего помощника.

«Бэй Дэниел» в течение трех дней сопровождал их, затем, дав на прощание залп из пушек, переменил курс.

У Мери лишь слегка защемило сердце. Любимый сын прочно встал на ноги, он шел своим путем и отныне в ней не нуждался. Мери утешала себя тем, что старалась приручить маркиза. С тем же терпением и той же самоотверженностью, какие он когда-то проявил по отношению к ней. Конечно, он не был теперь тем блестящим рассказчиком, тем благотворителем-идеалистом, какого она знала раньше, но его живой ум остался прежним, и очень скоро их разговоры заблистали тем же красноречием, что и в давние времена. А когда маркиз брал в руки скрипку, Мери закрывала глаза, и в ее памяти образы Венеции смешивались с картинами жизни на борту «Бэй Дэниел». Балетти и Кристоф Раймон. Музыка их скрипок умела говорить с ее душой. И это наполняло ее покоем.

Так было до тех пор, пока впередсмотрящий не увидел этот парус на горизонте…

— Они приближаются, — бросила Мери.

Острова уже показались, но поблизости не виднелось никакой бухты, где можно было бы укрыться.

Мери, стиснув зубы, тряхнула головой. Она боялась не за себя — за маркиза. Корнель когда-то доказал, что может сражаться, несмотря на свое увечье, но она не была уверена в том, что и Балетти окажется на такое способен.

Мысль о том, что ей грозит потерять друга едва ли не сразу после того, как она вновь его обрела, на мгновение затуманила взгляд, но Мери яростно отбросила опасения. После выкидыша, после гибели Корнеля она слишком болезненно все переживала. Надо стряхнуть с себя эту слабость, как птица отряхивает намокшие под дождем перья. Какого черта, она — леди-пират! И давно вышла из возраста девчоночьих волнений.

Она постаралась вдохнуть как можно глубже, чтобы пробудить боевой дух. Ей не впервые сражаться за двоих.

— Все по местам! Дождитесь, пока они окажутся на борту, и тогда выхватывайте оружие. Только внезапность даст нам возможность победить. Никого не щадите, господа, — прибавила она, когда собралась вся команда. — Захват этой бригантины станет наилучшим завершением нашего похода.

По палубе прокатился гул одобрения. Мери знала, что может рассчитывать на своих людей. Венецианские моряки дорого продадут свою шкуру… правда, она никогда не видела их в бою, но деваться некуда.

Ко времени возвращения на свой пост рулевого Мери поняла, что теперь бесполезно пытаться бежать или ввязываться в артиллерийскую перестрелку. Балетти встал перед ней без плаща и маски. За поясом у него были заткнуты два пистолета, с бедра свисала сабля, на лице читалась суровая решимость.

— Спускаем все паруса, капитан, и ложимся в дрейф, — коротко приказала Мери. — Раз надо драться, будем драться до последнего.