До тех пор все шло гладко. Форбен взорвал английский корабль на венецианском рейде, а Корк тем временем провел свой отряд потайными ходами Дворца дожей. Балетти показал ему все закоулки лабиринта, поскольку в его распоряжении были подлинные планы здания.
Некоторые из этих тайных проходов позволяли заглядывать прямо в залы дворца через висевшие на стенах огромные картины. Разве кто-нибудь обратит внимание на то, что нарисованные глаза внезапно перестали быть неподвижными?
Корк знал, как здесь ориентироваться. Он провел Корнеля и Мери по лабиринту коридоров, и наконец они ступили на деревянный понтон, рядом с которым их ждали, покачиваясь на волнах, две лодки.
Корк спустился в первую, принял Мери из рук Корнеля, уложил ее прямо на дно, между скамьями гребцов, и она тотчас свернулась клубочком под брезентом, которым ее прикрыли.
— Встретимся на Пантеллерии, — коротко сказал Клемент Корнелю, пока трое его матросов в свою очередь размещались в лодке.
Корнель кивнул и сел в другую лодку. Решетка, преграждавшая доступ к морю, поднялась; миновав ее, суденышки разделились. Пока в одной из лодок Мери дрожала в лихорадке, которая исподтишка, едва спало напряжение, завладела ею, Корнель, опечаленный тем, что пришлось с ней расстаться — самому-то ему к Форбену нельзя: тот не простит обмана, — безропотно выполнял распоряжение Корка. Клемент велел другу сесть на один из кораблей Балетти, идущих в Эгейское море. А там принять командование «Бэй Дэниел» — с этой целью Корк передал через Корнеля приказ своему старшему матросу — и оставаться капитаном на судне до тех пор, пока они не встретятся.
Корнель согласился на изгнание, поставив всего лишь одно условие: Мери не должна знать о том, в каком состоянии Балетти. Корк условие принял. Монахи до сих пор не могли сказать ничего определенного: ожоги были очень тяжелыми, раны загноились, и жар с тех пор не спадал.
Устремив взгляд на горизонт, Корнель предавался безрадостным мыслям. Теперь, когда Балетти вышел из игры, а сам он официально считается умершим, Форбен конечно же попытается любыми средствами удержать Мери при себе. Вздохнув, он постарался отогнать ревность, которую пробудили в нем эти размышления. Все-таки ему следовало не жаловаться, а радоваться, ведь Мери была спасена и только это имело значение.
Что до Клемента Корка, тот сразу же направил свою лодку в самое сердце сражения. Он знал, что это опасно, но не мог добраться до «Галатеи» иначе, чем лавируя среди горящих имперских судов. Одно из них взорвалось, тяжело колыхнув воды лагуны, — ядро, видно, попало в бочку с порохом, — когда до «Галатеи» оставалось всего-навсего несколько метров. Корк безотчетным движением, по примеру других гребцов, пригнул голову, чтобы защитить ее от обломков и разнообразных предметов, взлетевших высоко в затянутое дымом небо и градом оттуда посыпавшихся.
Клемент Корк почти ничего не почувствовал — всего-то легкое покалывание в виске, но взгляд его тотчас заволокла пелена — и в ту же самую минуту лодка остановилась у веревочной лестницы, спускавшейся с борта судна. Он хотел было ухватиться за перекладины, чтобы взобраться наверх, но лестница странным образом выскользнула у него из рук. Вокруг него и вверху, на палубе, царила суета, но ему все внезапно показалось приглушенным. Он напряг слух, не понимая, что с ним происходит. И не успел удивиться больше ничему.
Матросы, вставшие в лодке, чтобы пришвартоваться, едва успели его подхватить, не то он соскользнул бы в воду.
— Что случилось? — крикнул Форбен, который только что появился на палубе вместе с Никлаусом-младшим и наблюдал за их приближением.
— Корка убили, капитан, — ответил один из гребцов, склонившись над мертвым Клементом, с чьего лица так и не сошла улыбка.
— А с ней что? — встревожился Форбен.
На дне лодки ничто не шелохнулось. Другой матрос откинул брезент и пощупал пульс у Мери.
— В обмороке.
Форбен и Никлаус-младший дружно вздохнули с облегчением. Что ж, не повезло Корку, подумал едва успевший его оценить капитан, ероша буйные кудри Никлауса, который сидел верхом на бортовом ящике. Главное — это Мери, их Мери, остальное не имеет значения.
— Поднимите их, — приказал он, — и давайте отойдем подальше от этого костра.
Прошло немало времени, прежде чем Мери поняла, где находится. Вокруг была непроглядная темень, а она лежала на боку, свернувшись клубком, на чем-то мягком и теплом. Это было совсем не похоже на каменный пол в ее тюрьме. Однако последнее, что она помнила, была ее камера — и ожидание прихода Эммы. Или, может быть, то был кошмар? Ноздри ей защекотал запах океана. Она дышала им, стараясь распознать другие запахи, которые к нему примешивались. Они пробуждали неясные воспоминания, но определить их она не могла. Одно оставалось несомненным: запаха Эммы она не чувствовала. И Мери томно раскинулась, наслаждаясь теплом. Ей было хорошо, ее баюкали, плавно покачивали…
Внезапно она вспомнила: Корнель! Корнель пришел за ней в тюрьму. Мери в темноте улыбнулась и приподнялась на локте.