— Довольно опасно. Она без сознания. Слишком сильный жар. Мне надо выяснить, что она делала в последние несколько дней. Займитесь этим.

— Я спрошу Пьетро. Мадам Мери очень нравится с ним разговаривать.

Балетти кивнул и откинул одеяло с горячего и дрожащего тела Мери. Выслушал ее, ничего толком не поняв. Мери стонала и стучала зубами. Он разозлился сам на себя за то, что ничего не заметил, всецело поглощенный мыслями о письме, которое прислал Корк перед тем как отправиться к потрейскому берегу, где стоял имперский флот.

«Корнель рассказал мне всю правду о Мери Рид. Узнав то, что узнал я, вы будете потрясены так же, как был потрясен я сам. Не могу в нескольких строчках рассказать вам все, но позаботьтесь о ней как можно лучше, маркиз. Сами того не зная и не желая, вы обрушили на нее худшую кару, какую можно выдумать. Вскоре вы все узнаете. Молю вас, берегите ее. В том, что касается Форбена, все улажено, как вы того хотели».

Балетти раз сто прочитал и перечитал записку, пока не выучил наизусть. Эта истина, эти признания, которые он столько раз отказывался выслушать, теперь его терзали.

Наклонившись к больной, он поцеловал ее.

— Мери, любовь моя, — шепнул он, — кем бы ты ни была, не сдавайся.

Губы Мери дрогнули, по щекам поползли тонкие соленые струйки. Балетти наклонился к ней еще ниже, ловя ее дыхание.

— Никлаус, — простонала она, — я люблю тебя. Не уходи. Пожалуйста, не уходи.

У маркиза сжалось сердце. Позже, одернул он себя, все вопросы отложим до лучших времен. Оставил Мери наедине с ее страданиями и выбежал из комнаты, спеша приготовить лекарство, чтобы унять жар.

Форбен перевел Никлауса-младшего и Корнеля на «Красотку», стоявшую в нескольких кабельтовых от потрейского замка, в венецианском порту. Там к этому времени оставалась лишь горстка людей. Все остальные перебрались к нему на «Галатею», чтобы, когда потребуется, суметь дать отпор притязаниям имперцев.

После разговора с Корнелем первым побуждением Форбена было сделать вид, будто до него не дошел слух насчет потрейского замка. Однако слух распространялся так быстро, что он никак не смог бы объяснить своему министру, почему не стал его проверять. И потому он решил поверить Корку, но все же отправиться туда. И вот теперь он приблизился к предполагаемой ловушке вместе с Клероном, который принял командование брандером, передав командование «Красоткой» старшему помощнику.

Форбен сложил подзорную трубу. «Что-то здесь не так», — встревожившись, сказал он сам себе.

Он намеревался подпустить имперские суда поближе, а тем временем обстрелять крепость, возвышающуюся на скале. Когда же имперцы подойдут, Клерон направит свой брандер на один из кораблей, сам Форбен займется вторым. И тогда враг попадется в собственную западню. Береговая батарея, судя по всему незначительная, будет уничтожена, и уже ничто не помешает хорошенько проучить этих негодяев. Однако имперские суда, опровергая утверждения Корка, не спешили показываться.

— Должен ли я отдать приказ открыть огонь? — спросил помощник.

— Да, — коротко бросил Форбен.

И повернулся к Клерону, стоявшему на палубе брандера, на расстоянии человеческого голоса. Как сам он несколько минут назад, Клерон, нахмурившись, с озабоченным видом всматривался в открытое море.

Со стороны замка прогремели пушки, опередив орудия «Галатеи». Ядра, не долетевшие до цели, упали в воду, обдав брызгами борта обоих судов.

— Обстреляйте стены настильным огнем, — заложив руки за спину, приказал Форбен. Он сосредоточенно смотрел на то, как рушатся камни, и с досадой прислушивался к овладевшему им странному предчувствию. И внезапно понял. — Прекратить огонь! — скомандовал он.

Пушки дали последний залп, и он смог убедиться в том, что предчувствие его не обмануло.