Корнель по-прежнему был начеку. Об осторожности ему нашептывал инстинкт, а Корнель знал, что, прислушавшись к его подсказкам, он ни разу потом не пожалел об этом. Они начали обход, удаляясь от церквушки переулком, который плавно поднимался по склону между домами. Жилища тут по большей части выглядели скромно, но слухи о добросердечии венецианцев оказались нисколько не преувеличенными: незваные гости везде получали то, о чем просили.
Они как раз были у прелестной лицом и телом женщины лет тридцати, в доме, где помещалась деревенская хлебная печь, когда послышались выстрелы.
— Тысяча чертей! — выругался Корнель и выбежал на улицу.
Ему и видеть было не надо, чтобы понять, что происходит. Имперцы окружили церковь и выбили оттуда французов. Спешить туда было бесполезно. Женщина быстро проговорила несколько слов по-итальянски, показывая пальцем на дверцу печи.
— Они все обыщут, — догадался Корнель.
— Ты ей доверяешь? Эта сучка вполне может нас выдать, — бросил Марлен.
— У нас нет выбора, — отрезал Бенуа. — Если мы отсюда выйдем, нас схватят.
— Хотел бы я знать, откуда они взялись.
— Presto, presto[9], — торопила их женщина.
— Ладно, будь по-твоему, красотка, — решил один из братьев Раймон и открыл дверцу. — Вперед, юнга, мы за тобой, — пригласил он Никлауса-младшего, и тот первым ринулся в печь.
Они едва успели влезть, как их окутала тьма.
— Belissima[10], — проговорил в темноте кто-то из близнецов. — Как только выберемся отсюда, я ее завалю, чтобы отблагодарить.
— Заткнись, — проворчал Корнель.
Но было слишком поздно. Никлаус-младший услышал и шепотом спросил:
— А что означает «завалить»?
Следом за сокрушенным вздохом Корнеля послышался приглушенный, но явно непристойный смех матросов.
Для маркиза де Балетти потянулись бесконечно долгие часы ожидания. Его снадобья остыли, и он то и дело смачивал ими обнаженное тело Мери, неотрывно за ней присматривая. Однако жар все не спадал. Маркиз уже знал причину этого, и она приводила его в ужас: Мери побывала в одной из больниц, которую он устроил в стороне от города, пошла следом за кем-то из его слуг.
Пьетро, его дворецкий, рассказал ему все, и вид у него при этом был удрученный.
— Она, синьор, взяла с меня обещание не рассказывать об этом. Мадам Мери хотела понять, насколько велики ваши благодеяния, и сделаться достойной их. На прошлой неделе она побывала в лепрозории, а в воскресенье — в приюте. И все это ее по-настоящему тронуло.
Балетти следовало бы его наказать за то, что ослушался приказа, но он не нашел в себе достаточно мужества. Мери захотела вблизи полюбоваться его щедротами. Зачем? Для того чтобы его в чем-то уличить? Или для того чтобы больше любить? Как бы там ни было, первым делом надо было объявить в доме карантин. Маркиз объяснил своим людям, что и они тоже могли заразиться. Запретил им выходить из дома и приближаться к Мери до тех пор, пока она не выздоровеет.