— Так чего же вы хотите, в таком случае?
— Хочу смерти шевалье де Форбена! — взорвался посол, топнув ногой.
Если бы он не был настроен так решительно, Корк посмеялся бы, глядя на то, как трясется и подпрыгивает эта заплывшая жиром бесформенная туша, стискивая щенка, который, отчаянно тявкая, безуспешно пытался высвободиться.
— Только и всего? — пожал он плечами, опускаясь в кресло. — И как вы намерены взяться за дело? Хочу вам напомнить, что до Форбена нелегко добраться.
— Хитростью, — проскрежетал Эннекен де Шармон, разжав руки и отпустив шенка, который в конце концов его тяпнул. — Только хитростью можно его погубить.
Он ухмыльнулся, приблизился к Корку и, схватив за ворот, рывком поднял на ноги. Затем, глядя ему в лицо вытаращенными глазами и обдавая несвежим дыханием, рассказал, что он придумал.
— Так вот, слух этот должны распространять сами имперцы, — пересказывал Корк услышанное маркизу де Балетти, к которому прибежал сразу после того, как посол его спровадил.
Балетти с досадой потирал рукой подбородок. Хорошо хоть, Мери при этом не присутствует, подумал он. Несмотря на то что Корк проникал к нему через подземный ход, который начинался в его кабинете, а другим концом выходил на поверхность в монастыре, ему все же не хотелось ее во все это вмешивать. Мери изменилась. Она сделалась кроткой и нежной, и он чувствовал, как она понемногу успокаивается и начинает искать его общества. Он не солгал, когда сказал, что любит ее. Желая ее приручить, он и сам попался в собственные силки. И лучшим способом доказать ей свою искренность счел именно этот: дать ей все, и даже более того. Дать ей наслаждение, которого она требовала в его объятиях, сохранить молчание, на которое она рассчитывала, а вскоре и открыть ей главную свою тайну, в которую никто, даже Эмма де Мортфонтен, по-настоящему не проник. Закрыв глаза, маркиз отогнал омрачавшее его мысли видение и постарался сосредоточиться на том, что сообщил ему Корк.
— Форбен горд и самонадеян, — сказал он. — Если его заверят в том, что в потрейском замке расположен значительный склад боеприпасов и что его плохо охраняют, совершенно очевидно, что он устремится туда.
— И тогда имперцы возьмут его в клещи, пока он будет обстреливать ложную цель, — закончил вместо него Корк.
— Надо его предупредить, — решил Балетти. — Я мог бы намеренно дать просочиться сведениям с тем, чтобы этим занялась Мери. Но мне не хотелось бы, чтобы ей обо всем этом стало известно — она встревожилась бы из-за сына.
— Я, кажется, знаю, как надо действовать, — немного подумав, объявил Корк. — Один из матросов Форбена — мой друг детства. Однажды он избавил меня от неприятностей, наладил отношения со своим капитаном, и это дает мне возможность предположить, что он имеет на него некоторое влияние.
— Обычай морского братства?
— Думаю, да. Я найду способ его известить. Эскадра Форбена сейчас стоит на якоре. Мне нетрудно будет разыскать Корнеля.
— Но ты подвергнешь себя опасности, — заметил Балетти.
— Посол заходит слишком далеко. Форбен должен выйти из этой истории без потерь, и сын Мери — тоже.
Балетти всмотрелся в темные глаза Корка:
— Она тебе очень дорога, да?
— Как и все другие, чья тайна меня занимает. Я не любил ее, маркиз, только хотел. Не спорю, это могло бы случиться, однако же не случилось. Я счастлив, что вы с ней поладили.
— Я уже очень давно ни о ком так не заботился и ни с кем не был так близок, — признался Балетти. — И я не хочу, чтобы она еще когда-нибудь страдала.