— Вот ваши покои, синьора, — сообщил вышколенный лакей, открыв перед ней дверь.
Мери вошла — и так и осталась стоять, раскрыв рот. Комната была роскошно убрана, украшена полотнами Микеланджело. Кровать с балдахином, казалось, была вырезана из цельного куска черного дерева. На спинке изображена галантная сцена. Занавеси с неярким рисунком смягчают свет, потоком льющийся сквозь стекла огромных окон, ложащийся на персидский ковер, наборный паркет, ларцы, шкаф, туалетный столик с зеркалом в золотой раме с вправленными в нее рубинами. Как и все остальные помещения в доме Балетти, комната заворожила Мери своим великолепием. На мгновение она позабыла обо всех горестях, терзавших ее душу.
— Вам здесь нравится?
Она и не слышала, как вошел маркиз де Балетти, — слишком поглощена была разглядыванием обстановки, слишком увлеченно восхищалась всем подряд; а ведь уже думала, будто ничто не сможет ее обрадовать.
Мери повернулась к нему, чувствуя, как отчаянно заколотилось и тревожно сжалось сердце при мысли о том, что сейчас она увидит довольное и презрительное лицо хозяина палаццо. Однако ничуть не бывало — взгляд маркиза был участливым и покровительственным.
— Чем я заслужила такую честь, маркиз, после всего, что вы мне наговорили, и всего, что со мной проделали? Не понимаю. Чего вы от меня хотите?
Балетти подошел к ней так близко, что едва не коснулся. Внезапная и тайная волна желания, пробужденная ароматом его духов с мускусными нотками, накрыла ее с головой. Дыхание участилось.
— Да здесь и понимать нечего, Мария. Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас Мери?
— Как вам будет угодно, — ответила она, совершенно сбитая с толку.
Балетти смотрел на нее непритворно ласково. Только мягкость и терпение, ничего более в этом взгляде не было. В конце концов, разве не могла она ошибаться? Может быть, он ничего о ней и не знает, кроме ее настоящего имени? Клемент Корк вполне мог назвать его маркизу, если, как ей и представлялось, между ними существует связь. Балетти легонько приподнял пальцем ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
— Я вам уже сказал, Мария, что только и хочу отпустить вам грехи. Смыть с вас ту грязь, в которую окунул вас Больдони. Отныне вы принадлежите мне, и только мне.
— А как же он? Расставание причинит ему боль. Джузеппе меня любил…
— Что ж, значит, у нас с ним разные представления о любви. Не беспокойтесь. Ему всё рано или поздно прискучивает. Непременно. Как в любви, так и в дружбе. Вы не избежали бы этого. Неужто сожалеете о нем?
— Нет, — без колебаний ответила она.
— Если хотите, вы можете отсюда уйти, но меня это огорчило бы. Помните, что вы свободны. Совершенно свободны, вольны приходить и уходить, когда захотите, и нимало не обязаны передо мной отчитываться. Этот дворец открыт для вас. Весь, до последнего закоулка, за исключением одной только комнаты, ключ от которой хранится у меня. Никто не будет следить за вами, Мария. Взамен я попрошу вас всего лишь об одном. Никогда меня не предавайте. Я все могу понять и все простить. Кроме этого.
Он отстранился и учтиво поклонился ей:
— И еще одно. Сохраните этот наряд, он мне нравится. Ваши шкафы полны платьев, вы сможете переодеться. И не подстрекайте меня. Только я сам решу, в какой день и в какой час я буду вас любить. Если этому суждено когда-нибудь произойти. Я не таков, как другие, вы сами это заметите. Надеюсь, к тому времени вы будете достаточно доверять мне для того, чтобы открыть ваши тайны. До тех пор они будут оставаться вашими, и я ничего не хочу о них знать.
— Весьма вам за это признательна, маркиз.
— Доверие — редкое сокровище, Мария. Для того чтобы его обрести, требуется немалое время и немалая самоотверженность. Иногда на это и целой жизни недостает. И все же я постараюсь заслужить ваше доверие. Тогда вы, быть может, перестанете меня бояться.
Мери смутилась, но не воспользовалась коротким мгновением тишины, возникшей между ними по воле Балетти. Что она могла бы на это сказать?