Закончив разговор со старшим моей охраны я набрал Управление. Дежурный сразу связал меня с Медведем.
— Товарищ Головин, со мной связался камандир одной из групп, выехавших по поводу детей. Они накрыли притон. Детей всех вывезли, всех лиц мужского пола уничтожили на месте. Он спрашивает, что ему делать с оставшимися женщинами и несколькими подростками. По его словам среди них есть родственники кого-то из партактива.
— Они там развлекались, или…?
— По словам оперативника, развлекались.
— Тогда какого чёрта он запрашивает дополнительные инструкции, когда ему был дан чёткий приказ? — заорал я в трубку, — Вот пусть этот самый приказ и выполняет до последней запятой, а я утром приеду и проверю и спаси его боги, если он будет там либеральничать.
— Но там же замешаны люди из партактива, могут быть проблемы по партийной линии, — начал оправдываться Медведь.
— Филипп Демьянович, — я вздохнул успокаиваясь, — я уже начинаю жалеть что вытащил вас из камеры. Запомните раз и навсегда, коммунист, большевик, партийный работник должен быть кристально чистым. Если это не так, от какой он, к чёрту, большевик? А если он ещё и пользуется своим положением для подобного рода извращений, то ему прямая дорога с кайлом в руках какой-нибуть канал строить. И это при наличии смягчающих вину обстоятельств. Так что выполняйте данный приказ, а по адресам проживания отправьте дополнительно людей, пусть произведут аресты этих самых партактивистов, чья активность направлена явно не в ту сторону. Работайте. Утром отчёт со всех старших групп. Всё, отбой.
Положив трубку я обернулся на замерших со страхом в глазах Стрельниковых и Настю.
— Ну голодный я просто, потому и злой, — я постарался шуткой разрядить атмосферу.
— Ой, я сейчас, — первой отреагировала Настя и бросилась на кухню. Ольга побежала вслед за ней. Старшее поколение остались в прихожей. И если Николай Фомич смотрел на всё уже спокойно, то Антонина Владимировна была сильно взволнована. Я тяжело вздохнул и достал из внутреннего кармана свой мандат.
— Вот, прочитайте, тётя Тоня, чтобы вопросов больше не возникало, — с этими словами я протянул заветную красную корочку.
Наконец-то нас с Николаем Фомичём накормили вкусным мясным рагу и напоили горячим чаем. Жизнь сразу заиграла яркими красками, но начало клонить в сон. Попрощавшись до утра со Стрельниковыми я взял у Насти ключи и вышел на лестничную площадку. Там несли свою службу двое бойцов из моей охраны. Молча кивнув им, открыл ключом дверь соседней квартиры, в которой мы с Настей снимал две комнаты, и прошёл к себе, стараясь не разбудить хозяйку. Не помня себе разделся и завалился на диван, укрывшись одеялом. По моему, вырубился я ещё на подлёте к подушке.
Утро встретило меня яркими лучами зимнего солнца и деликатным постукиванием в дверь комнаты.
— Месье ВиктОр, вы проснулись? — раздалась из-за двери французская речь. Наша хозяйка, Суворова Ирина Павловна, просто обожала говорить на французском языке и мы с ней постоянно разговаривали на нём. Кстати, благодаря этому и Настя начала вполне сносно изъясняться на языке далёкой Франции.
— Да, мадам, я проснулся и уже встаю.
— ВиктОр, там какие-то люди в форме спрашивают Вас. Я вначале испугалась, но они вели себя очень вежливо и в дверь заходит отказались.
— Доброе утро, мадам, — я вышел из комнаты уже полностью одетым, — Это по моей новой работе. Прошу прощения за беспокойство.
— Не стоит извиняться, мой юный друг. Я всё равно мало сплю и очень рано встаю по утрам, — на безупречном парижском диалекте произнесла бывшая графиня.
Как оказалось, Медведь связался с Седых и попросил его передать мне, что на 8 часов утра назначен сбор всех командиров опергрупп на общее совещание и постановку задач. Кивнув я прошёл в квартиру Стрельниковых. Тётя Тоня скорее всего уже на ногах, да и Николай Фомич не любитель разлёживаться по утрам, так что чаем меня они точно напоят. Только поинтересовался у Седых, как у них с питанием. Оказалось что всё нормально, успели уже позавтракать по очереди в расположенной рядом столовой горкомхоза.
За чаем узнал, наконец, обстоятельства ареста Стрельникова. Как оказалось косвенно в этом была моя вина. Кто-то раскопал, что Ольга уезжала из Владивостока тяжело больной по документам, а приехала в Ленинград абсолютно здоровой. Версия с неизвестным шаманом не прокатила, а тут ещё и покушение на Кирова. Вот этот не в меру ретивый сотрудник и свалил всё в одну кучу, обвинив Николая Фомича в подделке документов о болезни дочери с целью выехать в Ленинград и организовать здесь покушение на Кирова. На допросах до мер физического воздействия, а попросту, до избиений, дело не дошло, дали пару раз для вразумления и бросили в камеру. А тут и я нарисовался так эффектно.