— Я надеюсь вы знаете, что делаете, товарищ Головин?
— Не беспокойтесь, Григорий Михайлович, всё будет хорошо.
Во дворе Омура стряхнул ножны с клинка и сделал несколько разминочных движений.
— Вы не возьмёте меч? — спросил он меня.
— Для меня наличие или отсутствие меча не имеет никакого значения, но если вы настаиваете… — мне вынесли похожий меч. Я обнажил клинок и на мгновение застыл. Если мне не изменяют мои ментальные способности, то передо мной катана знаменитого мастера Масамунэ. И не просто клинок, а знаменитый Хондзё Масамунэ, который в моём мире после капитуляции Японии был передан одному американскому военному и так и сгинул где-то. А здесь вот он, не известно как попавший сюда. Интересовался я когда-то холодным оружием. Это было во времена увлечения фланкировкой с казачьей шашкой. И сейчас я просто почувствовал, работы какого мастера этот меч, слишком сильна была его энергетика.
— Заметьте, Омура, это клинок великого мастера Масамунэ. Мечи его работы, по приданию, предназначены для хладнокровных и рассудительных воителей, которые не вынимают их из ножен по пустякам.
Сделав взаимный поклон мы встали в стойку. Вернее это Омура встал в традиционную стойку с мечом, а я просто опустил руку вниз, держа меч остриём к земле. Атака японца была стремительной. Стремительной для него и окружающих. Для меня же он двигался плавно и неспешно, словно в густой патоке. Легко отведя его удар в сторону я срезал одну пуговицу у него на мундире. Хотел вначале срезать петлицу со знаками различия, но посчитал это слишком сильным оскорблением. Удивлённо посмотрев на отрезанную пуговицу Омура вновь атаковал. И вторая пуговица отправилась вслед первой. Понадобилось срезать ещё две пуговицы, чтобы японец остановился. Он с недоумением смотрел на лежащие на земле пуговицы, не понимая как такое возможно, ведь он не видел моих движений, лишь какую-то размазанную в воздухе тень.
— Ну что, продолжим? — я даже не сбил дыхание, — Только боюсь, что мне придётся срезать пуговицы на ваших штанах и тогда они упадут. А это будет не приятным зрелищем, самурай без штанов.
Омура ещё раз посмотрел на лежащие пуговицы, потом перевёл взгляд на меня и с поклоном протянул мне свой меч, признавая поражение. Я взял его меч, подержал его в руке и вернул уже бывшему владельцу.
— Этот меч не должен покидать семью. Храните его, Омура, и помните, что не стоит обнажать его против русских.
Минамото принял меч на вытянутых руках низко склонившись. Вечером того же дня его переправили на японскую сторону. В запечатанном футляре он нёс короткое послание императору Хирохито, написанное на пергаменте иероглифами.
" Всегда лучше жить с соседом в мире, чем бросаться друг в друга камнями. В таком случае есть опасность того, что сосед может разозлиться и сжечь твой дом."
На следующее утро из Москвы пришёл приказ прекратить огонь и не препятствовать отводу японских войск.
А я выехал с первым эшелоном, везущим самоходные миномёты обратно в Кубинку. Через три дня должен был выйти второй эшелон. Эти три дня я собирался, воспользовавшись своим служебным положением, провести в Чагояне и, доехав со вторым составом до Читы, пересесть на самолёт до Москвы. В поезде я достал из баула свой мундир и переоделся. должен же я предстать перед своим дядькой, заменившем нам с Настей семью, во всей красе.
В Шимановске в управлении НКВД раздобыл себе автомобиль ГАЗ-М1, знаменитую "эмку" и на ней отправился в Чагоян. Чем ближе подъезжал, тем учащённее стучало сердце. Шесть долгих лет назад я появился в этом мире именно здесь. Отсюда мы с Настей отправились в большой мир. Здесь остались те, кто стал нам с ней родными.
У ворот меня встречал дядька Андрей с тёткой Дарьей, своей женой и местной целительницей.
— Ну, здравствуйте, Андрей Григорьевич и Дарья Степановна, — я по очереди обнял и расцеловался с дорогими мне людьми.
Бывший урядник Селевёрстов, одетый по случаю в казачий китель с полным Георгиевским "бантом", вытянулся "во фрунт" и громко отрапортовал.
— Здравия желаю, ваше превосходительство товарищ генерал.
Мне это напомнило сцену из одного советского фильма о войне, там где жители приветствуют наших воинов-освободителей и старик точно так же титулует нашего генерала.