— Такую выдали, — пробормотал он ещё ниже опустив голову.
Я встал и спросив разрешение, взял трубку телефона. Попросил связать меня с начальником Качинского авиаучилища полковником Ивановым.
— Здравствуйте, Василий Иванович. Генерал-лейтенант Головин беспокоит. Скажите, товарищ полковник, за какие заслуги курсант Сталин получил поощрение в виде краткосрочного отпуска? Ах, за знание Уставов. Это замечательно. Сколько ещё курсантов получили подобное поощрение за то же самое? Ах, больше никто. Прекрасно. Скажите, товарищ полковник, а с каких пор курсантам военных училищ и школ начали выдавать командирское обмундирование? Ах, это вы приказали, чтобы было удобнее курсанту Сталину? А других вы тоже обмундировали подобным образом? Ах, разрешение получил только курсант Сталин. И, наверное тоже за знание Уставов? Я прекрасно знаю чей он сын, товарищ полковник. А вот вы, видимо, позабыли, что у вас, помимо сына товарища Сталина, учатся сыновья рабочих и крестьян. И они ни чем не отличаются от сына товарища Сталина, разве что фамилии у них другие. Зато теперь они, благодаря вам, будут прекрасно видеть все отличия их, от сына товарища Сталина. Мне стыдно за вас, товарищ Иванов. Вы отличный лётчик и прекрасный военный педагог, а опустились до банального подхалимства. Надеюсь, что этот случай единичный и он послужит вам уроком. Очень надеюсь на это. В противном случае придётся задуматься, тот ли место вы занимаете. А курсант Сталин сегодня же отправится к месту службы и, надеюсь, сразу же по прибытии получит положенное ему обмундирование. Надеюсь мы с вами, Василий Иванович, поняли друг друга. Всего вам доброго.
Я положил трубку в взглянул на Сталина-старшего. Тот одобрительно кивнул, а я обратился к Василию.
— Значит так, товарищ курсант Сталин. Своей властью даю вам увольнительную до 20–00 часов. В 20–15 с вокзала отходит поезд на Севастополь. Вы должны успеть на него. Можете быть свободны до указанного времени.
Василий мгновенно буквально испарился.
— К Насте побежал, хвастаться формой и на меня жаловаться, — я хмыкнул, глядя на дверь.
— Правильно ты всё, Виктор, сказал. Но почему все думают, что угождая моим детям они смогут добиться моего расположения? Почему даже такой человек как полковник Иванов пытается подхалимничать, вместо того, чтобы просто честно исполнять свои обязанности? Я попрошу тебя, Виктор, не как глава государства, а как отец, присмотри за Василием. Не дай ему попасть под влияние таких вот подхалимов.
— Присмотрю, Иосиф Виссарионович, но лёгкой жизни ему я не обещаю.
— И это правильно, — согласился Сталин.
Дома застал целующуюся парочку. Пришлось кашлянуть, чтобы на меня обратили внимание. Настя с Василием отскочили друг от друга и одновременно покраснели.
— Так-так. Целуемся значит. Настя к себе, Василий за мной.
Я прошёл в кабинет. Следом вошёл всё ещё красный от смущения Василий.
— Мы с Настей любим друг друга, — начал он, но я лишь махнул рукой.
— Об этом все знают, так что не удивил. Надеюсь что большего вы себе не позволяли? Ну и прекрасно. Поговорим о другом. Я вижу ты обиделся на мои слова, сказанные в доме твоего отца? Обиделся. И не пытайся отнекиваться, меня не обманешь. А теперь сам подумай. Кто ты есть? Ты есть сын главы нашего государства товарища Сталина. По тебе будут судить о твоём отце. Раз тебе позволены разные вольности, вроде побывки, командирской формы, значит и твой отец злоупотребляет своим положением. Слишком многие будут пытаться через тебя, угождая тебе, добиться для себя каких-либо благ от твоего отца. Никогда не позволяй подобного. Этим ты сделаешь только хуже и для себя и для отца и для страны в целом. Если честно, то мне тебя жалко. Тебе будет не просто трудно в жизни, а очень трудно. Станешь делать непотребное и все скажут, что вот, мол, каков у Сталина сынок, всё ему сходит с рук, а будешь лучшим, все скажут, что, мол, ещё бы, это же сын Сталина, ему кто-то помог.
— И что же мне делать, товарищ генерал-лейтенант?
— Мы неформально беседуем. Можно сказать по семейному. Так что можешь называть по имени. А делать тебе придётся так, чтобы ни у кого не возникло даже малейшего сомнения в твоей честности и порядочности. Все твои поступки, все твои слова люди будут рассматривать как под микроскопом. Понятно, что жить всё время под таким давлением невозможно. Поэтому будь самим собой, но не забывай, кто ты есть. Надеюсь ты правильно понял мои слова. Когда-нибудь мы вернёмся к этому разговору, а теперь иди. Там Настя в коридоре изнервничалась вся.
— Спасибо, Виктор. Я усвоил этот урок и обещаю, что подобное больше не повторится. Разрешите идти, товарищ генерал-лейтенант.
— Иди уж, жених. И помни; до 20–00 часов.
Василий чётко развернулся кругом и строевым шагом вышел за дверь к ожидавшей его Насте.