11. Бездна

Если отправиться из Руала на юг, преодолеть Энайские горы Наэйриана, а потом, изнывая под палящим солнцем, пересечь пески Приина, то можно оказаться на вымершей серой равнине. Имя ей – пустыня Оскаленных Клыков, ибо вся она утыкана скалами – тонкими, острыми и загнутыми, как зубы дракона. Редко расходятся над нею тяжёлые чёрные тучи, а если это и случается, то на потрескавшуюся землю проливается мертвенный свет лун или багровые лучи солнца, что делает картину ещё более мрачной.

Посреди пустыни зияет колоссальная воронка. Окружённая клыками скал, она походит на распахнутую пасть исполинского зверя, готовую проглотить, засосать в себя само хмурое небо. Неровные склоны её сплошь выложены древними черепами – в глазнице каждого могут стоять на плечах друг у друга по двое, а то и по трое алаев.

Края воронки кажутся живыми: мириады существ покрывают скалы шевелящимся слоем своих тёмных тел, словно пчёлы – спелые соты. Твари эти гибки, жилисты, крылаты. Голоса их наполняют воздух громким гулом. Они вечно ждут добычи и вечно сражаются за неё. Заприметив путника, дерзнувшего приблизиться к воронке, они с алчным клёкотом срываются со скал и мчатся к нему, сверкая глазами, раздирая когтями перепонки конкурентов…

Те из них, что покрупнее, доставляют пассажиров и грузы до ближайших поселений, другие помогают всем желающим спуститься к черепам – в город, лежащий за призывно пылающими глазницами. Спуститься в Лэннэс, в Бездну, в Город Черепов – в гигантский каменный муравейник, отделанный тусклой мозаикой из костей и обломков оружия, выстланный колючей сетью подземных одуванчиков, наполненный пьяным мёдом их золотого света.

Света, что пронизывает тебя насквозь, от пальцев ног до макушки, кружа голову, будоража кровь. Тебе кажется, что тело твоё расправляется, точно скукоженая, иссохшая губка, которую окунули в благовонную ванну. Мышцы сладко ноют. Тебя одолевают желания. Тебе хочется всего и сразу – попробовать жареных гусениц, станцевать на столе, затеять драку, зарисовать в блокнот диковинного ящера, узнать, каково это – провести ночь с многорукой куртизанкой. Сияние «солнц Бездны», мешаясь с багровым светом её знаменитых огненных озёр, струится в твою душу, подмывая фундамент морали, подтапливая ледяные оковы осторожности. И вот ты уже готов броситься во все тяжкие, упасть в жаркие объятия этого города-хищника, где приключения и тайны прячутся в каждой щели, под каждой ржавой банкой – как тараканы, как ядовитые тараканы-убийцы. О да! Кажется, что сам воздух здесь трепещет в предвкушении чего-то неизведанного, захватывающего, сладостного и ужасного.

Сладостно ужасного…

Лэннэс, подобно росянке, заманивает гостей своим порочным, волнующим ароматом, обещанием невиданных чудес и безжалостно пожирает их. Никто не считает убитых, мало кто ищет пропавших – уже через считанные дни про них говорят, что они «канули в Бездну». Она ненасытна – её необъятные недра могут вместить в себя в тысячи раз больше крови, чем уже всосали трещины на дне её пещер…

Но находятся и такие субъекты, которых Лэннэс так и не удаётся переварить. Купание в её едком соке для них – священное омовение, бодрящее, воодушевляющее, исцеляющее душевные раны. Они ныряют, пускают пузыри, брызгают друг на друга кислотой и насмехаются над теми, чьи жалкие останки рваными тряпками медленно опускаются на дно. Этих «бездностойких» товарищей здесь зовут «матёрыми черепами».

Они – не просто мастера выживания, они – фанатики Бездны, смакующие её изысканные, отборные ужасы, как редкое лакомство. На улицу нельзя выйти без оружия? Чудесно! Земля так и норовит треснуть у тебя под ногами? Прекрасно! Городом «заправляет» парочка маньяков, один из которых обожает топить неугодных в лавовых озёрах, а вторая – пришивать их к стенам пёстрой шерстью? Великолепно! В результате даже витрина кондитерской в Бездне походит на выставку в магазинчике ужасов. Прилавки усыпаны пастилой в форме костей, зубов и оторванных языков, шейки сахарных голубок венчают сахарные же черепа, а безобидное пирожное с кремом, кажется, так и буравит тебя красными глазками вишен, плотоядно ухмыляясь кривой прослойкой, будто говорит: «Это мы ещё посмотрим, кто кем пообедает…»

Главный кошмар каждого матёрого черепа – это Бездна, в которой воцарились закон, порядок и единообразие, как в каком-нибудь унылом городишке на поверхности. Старожилы Лэннэс всячески подчёркивают своё отличие от разжиревших, изнеженных и зашоренных «вершков», всего этого «наивного мяса», не знающего, какого цвета их собственные кишки и уверенного, что их местечковый божок Фырхыва Прекрасноликий – творец всего Бесконечного.

Чувствовать себя царём горы весьма и весьма приятно, однако… однако это может приесться. В Лэннэс же никогда не бывает скучно. Она – многоглавый дракон-лицедей, постоянно меняющий маски. Она кипит, клокочет, переливается, словно зелье в котле алхимика, куда чокнутый маг без разбора всыпает, вливает, выдавливает опасное содержимое своих банок и бутылок. Через тысячи порталов-медуз в Бездну стекаются торговцы, искатели приключений, философы, художники, убийцы наёмные и убийцы по призванию, полубезумные учёные и безумные проповедники. Все те, чьим идеям, мечтам, пристрастиям не нашлось места на поверхности. Те, кто жаждет новых острых впечатлений, мечтает приправить свою жизнь… пусть даже собственной же кровью.

Как ни странно, но есть в Бездне и относительно безопасные уголки, где искусственно расширенные коридоры превратились в улицы, лавовые озёра обнесены надёжными решётками, а через дымящиеся разломы перекинуты мостики. Тут даже можно встретить кое-какую живность, которую в других районах давно отловила и съела городская беднота.

Вот через дорогу скачет на двух лапах кимм – обитатель сырых и тёмных мест, гроза свалок, разоритель мусорных бачков. Болезненно-белая кожа, перечёркнутая оранжевыми полосами, висит складками под подбородком, усы на длинной тонкой мордочке постоянно подёргиваются в такт настороженно принюхивающемуся носу, взгляд узких глазок рыскает по сторонам…

Кимму осталось сделать пару прыжков, прошмыгнуть мимо округлого булыжника, заляпанного зеленоватыми пятнами плесени, и юркнуть в подвал, когда ноздри его уловили подозрительный запах – опасность! Опасность оказалась быстрее. Шероховатая поверхность «камня» зашевелилась, сморщилась, и он прыгнул на заверещавшего кимма. Короткие пенькообразные зубы сомкнулись на трепещущем тельце, заглушая пронзительный вопль.

Шампп, жабообразная тварь с коротким хвостом, в считанные мгновения натянулся на свою ещё живую жертву. Его пятнистый живот раздулся почти вдвое, заставив лапки смешно торчать в стороны.

Послышался стук колёс по щербатому камню мостовой. Шампп с трудом поднял голову – к нему приближалась громоздкая телега, запряженная парой двуглавых ящеров. Звери недовольно взревели, когда возница рванул на себя толстые поводья. Спрыгнув с телеги, он оправил свои пегие лохмотья и прыгающим шагом направился к двери дома неподалёку. Шампп рыгнул и, волоча брюхо, пополз к телеге. Он протащил его мимо переминающихся с ноги на ногу «коней», держась подальше от их мощных лап, мимо украшенных стеклянными дисками колёс и оказался под дощатым днищем телеги. Перевернувшись на спину, шампп оттолкнулся тыльными сторонами лап и прилип ко дну повозки.

Так он будет висеть неподвижно несколько счастливых часов и переваривать… Если его не заметит кто-нибудь из городских обитателей. Свеженькая шамппятина, фаршированная сочной, чуток переваренной киммятиной, – вкуснотища!