Теперь, когда люди наводнили дорогу от мастерских к площади, нечего было и думать о том, чтобы протолкнуться сквозь них, тем более что настроены они были совсем не дружелюбно. Король тоже это понял и явно струхнул, но Генри уже придумал, как быть.

– Видите пустой прилавок? Крайний в ряду? – крикнул он королю на ухо, сжимая его локоть. Если у людей это жест поддержки, то поддержка сейчас точно не помешает. – Идем к нему. Заберетесь на него, тогда все услышат.

Кое-что о людях Генри уже понял: когда вокруг неразбериха, они слушают любого, кто способен отдавать приказы. Минуту спустя все уже шагали к прилавку. В ярмарочном ряду он единственный был не занят, и Генри скоро сообразил почему. Он стоял там, где начиналась дорога вдоль озера, а значит, был совсем близко к неподвижной черной воде, которая не пользовалась большой популярностью у местных.

– Что ж это за король! Хилый какой-то! – пронзительно крикнула женщина из мастерских.

Ее крик подхватили вокруг, и Генри быстро выучил еще один закон общения с людьми: плохое настроение среди них разлетается так же быстро, как хорошее.

К тому времени, как они протолкнулись к прилавку, даже Генри выбился из сил, – люди напирали отовсюду, каждый пытался что-то сказать, будто всерьез думал, что его в таком гвалте услышат. Король заметно побледнел и постоянно касался ладонью виска – ну конечно, у него же от громких голосов начинает болеть голова. Генри был уверен, что придворные, судя по глазам, сейчас начнут не то плакать, не то разбегаться, но внезапно оказалось, что их дворцовая привычка делать постные лица при любом положении вещей не так уж плоха. Даже Роза старалась держать голову высоко и через силу улыбалась из-за веера. Охрана тоже не подводила – держала строй, копьями отгораживая короля от всех желающих с ним пообщаться.

Когда крепкое деревянное сооружение, слегка просевшее от времени, наконец оказалось перед ними, Уилфред и Генри подхватили короля под руки и водрузили на прилавок. Карл быстро влез за ним, делая вид, что не может выпустить из рук ценную мантию, хотя ясно было: ему просто хочется оказаться подальше от толпы. Ветер нес от мастерских запах дыма, холодил лоб, звенел в ушах, – но, глядя в решительное лицо короля, Генри вдруг поверил: все будет в порядке.

– Мои дорогие подданные! – начал король. Голос у него был слабый от боли, но Генри впервые понял, от кого принцу досталось умение красиво говорить. – Я знаю, короли нечасто к вам выходили, да и я не слишком отличился на этом поприще. Но что, если настало время это изменить? Смотрите, что я принес. Я не вполне уверен, но очевидцы утверждают, что это – Сердце волшебства.

И он с трудом вытащил из сумки тяжелый ларец с Сердцем, внимательно глядя на него. Позавчера, увидев ларец впервые, он думал, что это просто красивая безделушка. Но сейчас сияние, пробивающееся сквозь переплетение кораллов, стало теплым, сильным, его уже нельзя было не заметить. Цветы Розы, лампы Агаты, наряды Уилфреда, руки принца, мусорные дворцы мальчика – все это слилось вместе, наполнило ларец светом. И Генри, глядя на короля снизу вверх, понял, что тот в одном шаге от того, чтобы поверить: это и правда Сердце, то самое, из сказок, спрятанное Сивардом и найденное снова. А если это случится, он поверит и в остальное: в дары, в Барса, в волшебство. Нужен только один шаг.

Теперь толпа напирала Генри и остальным на спины куда меньше – все замерли, глядя на короля. Но Генри все равно было неуютно, и, запрокинув голову, он понял, в чем дело: тьма стянулась ближе. Над окраинами города небо почти очистилось, налилось светом, но на площади тьма стала сильнее, будто кто-то…

Будто кто-то управлял ею.

И тогда в голове у Генри наконец все сошлось: шестеро, которых он подозревал, сейчас здесь, и вполне может оказаться, что один из них повелевает этой тьмой. Две недели назад это показалось бы ему сумасшедшей выдумкой, но после скриплеров, ледяных лесов, исчезающих волшебников и говорящего Барса представления Генри о жизни сильно изменились. Он вытянул шею, забыв о короле, пытаясь увидеть каждого, кто стоял рядом, но их, как назло, оттеснило друг от друга. К тому же охранники теперь стояли как вкопанные, отгораживая придворных от зрителей. Эти здоровяки расставили руки так, что Генри видел вокруг только их могучие плечи, руки и приподнятые копья. Генри чуть не застонал. Он был уверен: кто-то из шестерых совсем не рад тому, что сейчас происходит, и если бы он только мог заглянуть им в глаза…

Ветер взвился сильнее. Теперь Генри чудился в нем какой-то шепот, едва различимый, на грани слышимости. Король поежился и выше поднял голову.

– Да зачем нам этот ящик! – неожиданно взревел чей-то голос в толпе. – Нам нужны дома!

– Деньги!

– Нет, защита от Освальда, вдруг он снова придет!

– Долой мастерские, надоели!

– Подождите! – взмолился король. – Пожалуйста, говорите по одному!

Но высказаться хотели все, и его голос потонул в сотнях куда более мощных. А небо над ними все сильнее наливалось чернотой, ветер заставлял людей кричать громче, срывал с них шапки, раздувал куртки. Король беспомощно встретился взглядом с Генри – и тот вздохнул, решаясь. С предателем он позже разберется, сначала надо как-то убедить людей, что все будет в порядке. Генри запрыгнул на прилавок и взял у короля из рук ларец. «Пожалуйста, свети, – подумал он. – Свети как можно ярче».

И открыл крышку.