– …Девушка, правда, ушибла ногу и теперь немного прихрамывает, но, уверен, это быстро пройдет, – закончил Уилфред. – Можете нагружать обоих любой работой. Думаю, скоро вы все оцените мою предусмотрительность, вы ведь уже и сами заметили, что в темноте работать куда тяжелее. Покормите бедняжек и можете давать им поручения. А теперь прошу меня извинить, дела ждут.

С этими словами он успокаивающе кивнул всем и вышел. Генри растерялся: он думал, Уилфред все время будет с ними. А что, если здесь есть кто-то из тех, кто разносил еду в тот день, когда он завтракал вместе с придворными? Что, если его узнают?

Генри втянул голову в плечи, но вид у всех, кто их обступил, был скорее любопытный, чем злой.

– Где это видано, чтобы во дворец кого попало брали, – проворчал один старик.

Но остальные тут же загалдели:

– Да ладно, дед! Они нам хоть расскажут, что снаружи все эти дни творится! Садитесь, ребятки! Ишь, худые! Сейчас поесть что-нибудь соберем.

Генри забормотал слова благодарности, кланяясь во все стороны. До него только сейчас дошло, что этот роскошный зал с высокими потолками на самом деле огромная кухня с несколькими очагами, заставленная башнями из котлов и заваленная мешками с какой-то провизией. Их с Джеттом усадили за стол и поставили перед ними миски с кашей, дали по ломтю хлеба. Генри без устали благодарил, а Джетт жался у него за плечом. Он, кажется, боялся рот открыть.

– Милочка, да ты просто кожа да кости! Ешь хорошо, а то замуж никто такую не возьмет! – жалостливо сказала кудрявая женщина в переднике и потрепала Джетта по щеке. Тот сжался и прошелестел:

– Да я, в общем, и не стремлюсь.

К счастью, никто, кроме Генри, его не услышал.

Когда они поели и им вручили кружки с чаем, Генри начал рассказывать, что видел на площади. Слуги ахали, прижимали ладони к щекам, наперебой обсуждали, как это все ужасно, и Генри решил воспользоваться их хорошим отношением, чтобы кое-что выяснить.

– А у вас во дворце такой темноты раньше не бывало? Ну, такой… страшной?

Все переглянулись.

– Была, – наконец проскрипел старик, который вначале ворчал на них, а теперь с интересом слушал новости. – Говорят, еще во времена короля Моргана, сына благородного Ингвара, ночная тьма во дворце стала гуще, чем в других местах, будто бы в наказание за то, что он был плохим королем. Так мне мой дед рассказывал.

– Может, и наврал твой дед, – встрял какой-то мужчина. – Сказок-то в те времена уже не писали, точно никто не знает.

– Деду его дед рассказывал, а при нем все это и было! – с жаром возразил старик. – Словом, слушайте-ка меня, ребятки. Когда корону потеряли, первая тьма во дворце и появилась – кто ее знает почему, да только крепла она потом с каждым годом, но тихонько, незаметно. А сильнее всего на моей памяти она в последние десять лет стала.

– Вот это правда! – загалдели отовсюду. – Ночью и раньше страшновато было выходить, но с тех пор стало совсем невмоготу, как будто в темноте прячется кто-то! Ну да мы привыкли уже. Король сказал, что нет там никого и бояться нечего.

– А что такого десять лет назад случилось? – спросил Генри. Он вдруг вспомнил, что почти все, с кем он говорил во дворце, упоминали про какое-то ужасное событие десятилетней давности, но он впервые слышал, что тьма усилилась именно после него.

Слуги не ответили, только неловко переглянулись. Наконец кудрявая женщина сказала:

– Про это нам даже между собой говорить не положено.