– Когда их не бывает дома, очень редко. Кстати!.. Подожди минутку.
Марк скрылся на втором этаже, а я подвинулся вплотную к инструменту и попробовал сыграть.
Пианино издавало ряд нестройных звуков, и я ничего путного не мог с ним поделать.
Марк принёс разноцветные полные тетради и спросил ласково:
– Хочешь научиться?
– Я просто баловался. Мне уже нельзя побаловаться?
– Можно, конечно. Какое у тебя было выражение!
– А что с ним было?
– Да так, ничего угрюмого. Чисто детское любопытство.
Марк положил тетради на корявую тумбу, подошёл к пианино и начал нежно касаться белоснежных клавиш. Он показал, куда мне можно нажимать. Я присоединился к нему, и мы достойно проиграли вдвоём грустную плавную мелодию, во всех смыслах совершенную. Марк прекрасно знал ноты, хотя и был самоучкой.
– Ха-ха-ха! – засмеялся он одобрительно.
– Я ничто в музыке.
– По крайней мере, ты забавное ничто. Мне нравится, что ты открыт к экспериментам и пробуешься в чём-то новом.
– Кажется, меня и самого это радует. Покажи тетради.
Он с упоением рассказал о не до конца сочинённой музыке. Я пришёл к однозначному выводу по поводу его серьёзного увлечения и сказал шёпотом, уверенный в словах, как никогда прежде:
– Ты будешь исцелять людей.
Глава четвёртая
ЗИМА
В середине декабря уроки физкультуры стали проходить на большом катке, расстилавшемся за школой. Мы с Алиной любили скользить на льду в фигурных коньках и ловить вязаными рукавицами серебристые снежинки. Перед выходом на мороз я плотно кутался большим шарфом, чтобы изрядно не продрогнуть. Марк страшился льда и всех весёлых забав, которые были связаны с катанием. Пока жгучий ветер обдавал наши красные довольные лица, он присаживался на дощатую скамейку, вынесенную из зала, и скучал, стряхивая с плеч искрящийся снежок. Он дружески говорил с учителем, когда тот присоединялся к нему и ужасно смущался, что не умел ездить по катку.
Алина с отцом уехали в субботу на хоккейную базу.