– Тяни-тяни, – слышал я шёпот экипажа.

Всё было поставлено на карту, и они не могли не понимать, шанс выжить у нас, только если доберёмся до побережья. Надежд встретить какое судно не было никаких, американцы уже объявили окрестные воды зоной боевых действий, так что те мигом опустели. Оттого и летели мы чуть ли не цепляя брюхом верхушки волн в сторону берега, шепча эти слова как заклинания, поэтому я вздрогнул, когда бомбардир воскликнул:

– Командир, берег!

Почти сразу тот промелькнул под нами, пришлось взять штурвал на себя, повреждённое управление слушалось плохо, но мы не врезались в берег и стали тянуть дальше. Снова вызвав штаб полка, чем тех изрядно удивил, видимо думали, что мы всё, я невесело усмехнулся на запрос:

– Это Чиж, тянем пока. Не знаю, дотянем до аэродрома или нет, топливо теряем, мотор сбоит. Постараемся через линию фронта перебраться. Предупредите наши части у Чхонана, мы постараемся там сесть. Пусть не стреляют.

– Вас понял, связь с частями в этом районе есть.

– Благодарю.

Связь начала сбоить, так что я отключил рацию и продолжил тянуть дальше, даже слегка набрав высоту. Добрались мы всё же до места, и я стал искать, где можно сесть. Внизу лишь светлела изгибом полосы дорога, так что недолго думая, выбирать не приходилось, велел парням держаться и просто плюхнулся на неё. Шасси не выпустилось, видимо повреждено было, и дальше сплошная тряска посадки на брюхо. Мы вылетели с дороги и дальше нас остановил склон оврага в которой мы рухнули, задрав хвост. Это я уже не помнил, от удара потерял сознание. Когда очнулся, видимо сразу, услышал, как матерится за спиной стрелок, бомбардира было не слышно.

– Кто живой? – громко спросил я.

– О, командир? А я губу прикусил. Ещё пулемётом мне ноги сломало, его сорвало с крепления.

– А бомбардир?

– Он за помощью похромал. Ты как, командир?

– Не понятно. Кажется… да, нос смяло, мотор со станины сорвало, и мне ноги зажало. Кажется, сломаны, не чую.

– Это ненадолго, по себе знаю… О, а вот и помощь, – воскликнул стрелок и тут же зашипел от боли, но я и сам слышал рёв нескольких машин, что приближались к нам. Дождаться мне их было не суждено, потерял сознание, прав был стрелок, пришла боль.

В госпитале я нахожусь уже неделю, ноги в лубках. Ладно хоть не отрезали, всё срастили, и вот лежу на койке, все чешется до не могу, а на душе пакостно. Наши продолжали отступать. Вон, уже артиллерию слышно, окна звенят. Мы, конечно, притормозили противника уничтожением авианосца, а он ко дну пошёл. Сразу после моего сообщения в небо было поднято двенадцать Ту-2, которые добили костёр, потопили эсминец и нанесли повреждения тяжёлому крейсеру, он на базу ушёл. Из всей группы вернулось три машины. Однако пока спешно шло сразу два авианосца, наши лётчики разбомбили часть аэродромов и базировавшихся там машин и с помощью спешно перекинутых бомбардировщиков из Китая, их нам вроде как подарили, начали гонять военные транспортные суда в море, бомбить порты. Те два «сейбра», что сбили ведущего и добили фактически мой самолёт, базировались на суше, но и их подловили, одного на аэродроме сожгли, второй под случайную очередь нашего истребителя попал и, вспыхнув, рухнул на землю. Так что три повреждённых транспортных судна и шестнадцать потопленных, на мой взгляд, очень и очень немало. Правильно командование поставило задачу, бомбить только транспорты, военные корабли нас не интересовали, это не они бегают с автоматами по нашей земле.

Согласно сообщениям пленных, такими варварскими атаками мирных транспортных судов, полных военной техники и солдат, на дно было отправлено порядка двадцати тысяч человек, три десятка танков, около сотни грузовиков, боеприпасы и много что ещё. Потом подошли два авианосца и вбили в землю своими авиагруппами всю нашу авиацию, и дальше южане, а точнее американцы, наступали без проблем. Скоро десант будет, если уже не высадили. По времени вскоре должен быть. Могли и поторопиться. А так бесило, противник двигается быстро, везде паника, а нас даже и не думают эвакуировать, те, что ходячие, уходили сами, а нам как быть? Вон, стрелок на соседней койке тоже только и скрипел от злости зубами. Было отчего.

Поэтому, когда снаружи раздалось несколько автоматных очередей и крики – всё это под рёв мощного движка, то ли танкового, то ли бронетранспортёра, – я понял: всё, они здесь. Даже на суету я особо не обращал внимания, в палаты заглядывали и южнокорейские и американские солдаты, потом быстро привели доктора, что нас лечил, с ним были два американских офицера, лейтенант и капитан, судя по значкам на шлемах. Последний и сказал мне и стрелку:

– Так это, значит, вы потопили наш авианосец? По радио об этом ваши хвастались, даже наградили вас. Пять тысяч парней сгорело заживо или захлебнулось в воде… Кто пилот?

– Ну, я. Таких тварей, как вы, только и нужно, что жечь калёным железом.

– Жечь? А ты знаешь, это хорошая идея. Лейтенант, оформите в рапорте, что при нашем приближении северокорейские солдаты сами сожгли свой госпиталь, чтобы раненые не были нами спасены. Нужно будет при свидетелях зафиксировать этот жуткий факт коммунистической жестокости.