– К сожалению, в наличии чехлов нет, а струны есть, сейчас принесу комплект.

Когда та вернулась из подсобки, я расплатился, получив чек на покупку, после чего гитару за спину, благо у неё ремень подгонялся пряжкой, и, подхватив вещи, не забыл поблагодарить продавщицу за отличный инструмент и покинул зал магазина. На вокзал я успел, поезд ещё только подходил к перрону. Правда, я ошибся и с воплями побежал к нему, думая, что опоздал, чем изрядно развеселил ожидающую публику, а милиционер, в звании старшины, добродушно усмехаясь, успокоил. Поезд только пришёл, полчаса будет стоять, пока воду заливают и уголь грузят. Успею оформиться и занять своё место. Несмотря на пяток сотрудников милиции, присутствовало несколько в гражданке и военной форме. Они проверяли документы у всех подряд. Не обошли и меня вниманием.

– Откуда у меня документы, мне четырнадцать? – отмахнулся я, подавая билет проводнице, у меня верхняя полка купейного вагона была.

– Хм, а комсомольский билет? Или тебя не приняли в комсомол? – всё допытывался молодой парень, предъявивший удостоверение лейтенанта МГБ. Причём спрашивал без особого энтузиазма, видел, что я говорю на русском не хуже него и понимаю обертоны, интонации и намёки, что иностранец понять не смог бы. Такое мог только коренной житель.

– В комсомол приняли, – легко согласился я. – Только билет не выдали. А нету. Обещали через неделю, когда книжки подвезут, фото я уже сдал старосте класса, но я только через месяц вернусь из Казани. К родственникам еду.

– Ясно, – тот совсем потерял ко мне интерес и направился дальше, ну а я, забрав чемодан и саквояж с перрона, стал протискиваться по коридору к своему купе. Стакан у проводницы я попросил, потом с ложечкой принесёт в подстаканнике.

В купе было занято два места, одно нижнее свободно, как раз подо мной. Тут была пара, семейная, как я понял, лет тридцати. Мужчина, а он выходил покурить на перрон, зайдя за мной следом, помог поднять чемодан. Саквояж я в ногах на полку положил, всё равно доставать, там свёрток со скоропортящимися продуктами. Гитару тоже, только аккуратно, чтобы не повредить.

– Будем знакомы, – сказал я, а поздоровался до этого. – Фёдор. Еду к родственникам в Казань.

– Пётр Ильич, это моя супруга Елена Павловна. Мы чуть раньше выйдем, – представившись, сказал мужчина и, переведя взгляд на гитару, сел рядом с супругой и поинтересовался: – Играешь?

– Отец подарил, чтобы научился. Поэтому терзать ваш слух не буду, пожалею.

Мы рассмеялось, и тут мне пришлось посторониться, в купе стал протискиваться дородный усатый мужчина с огромным рюкзаком на спине, что застрял в проёме, а также с двумя чемоданами в руках. От него резко несло копчёной рыбой, по запаху довольно свежей. Или он её только что купил, запах умопомрачительный, вон как соседи, да и я не исключение, слюной стали захлёбываться, или тот копчением занимался на профессиональной основе, чтобы так пропахнуть. Пётр Ильич встал и помог тому. Рюкзак наверх, чемодан один под нижнюю полку, а второй на боковую багажную полку надо мной. А последний пассажир нашего купе оказался строителем, участвовал в строительстве местной ТЭЦ. Сейчас ехал в отпуск к семье с подарками. К счастью, недалеко, ночью выходит, мы спать будем. Правда, мужик оказался запойным, сразу бутылочку достал, как состав тронулся, но Пётр Ильич довольно жёстко попросил убрать, вечером перед сном принять – это одно, а напиваться – судя по звяканью, у усатого не одна бутылка была – совсем другое. Недовольно поворчав, тот всё же убрал, а потом вообще ушёл в соседнее купе, где к алкоголю не такие требования были.

Когда состав покинул город, все как будто сговорились, стали доставать снедь. Я тоже не стал отрываться от коллектива и достал, что есть. В принципе, у всех одно и то же, разве что у моих попутчиков, а они из Владивостока, была ещё варёная курица. Совместный завтрак, а время было десять утра, как-то нас сблизил, мы уже не были такими чужими, ну и дальше, общаясь, так и ехали. Насчёт гитары меня не трогали, видимо поверили, что я играть только учусь, что было правдой, знать пару аккордов – это не уметь играть. Исполнить простенькую мелодию вроде Высоцкого я смогу, а более серьёзное уже нет. Хотя и слух есть, и желание, а времени научиться не было. На пенсию вышел, уже и желания не имелось. А сейчас, действительно, чего не поучиться? Остальные тоже гитары в руках не держали, так что на мою чёрную лакированную красавицу особо внимания не обращали. Зато когда я рассказал анекдот на тему о поезде, смеялись от души:

– Ночью в купе, голос с соседней полки: «Мамаша, ну сколько же можно: “Миша, пись-пись, Миша, пись-пись!”» – «А, что я могу сделать, ребенок ну никак пописать не может сходить!» – «Зато я двадцать раз уже бегал!»

Смеялись все, этого анекдота тут ещё не знали. Почти сразу выяснилось, что я знаток множества свежих анекдотов, два часа непрерывного смеха, отчего к нам перебралось уйма пассажиров из соседних купе, привлечённых шумом, пока вытиравшая слёзы Елена Павловна не попросила прерваться, а то у неё уже скулы сводит и сил не хватает. Тогда я лёг на свою полку, взял гитару и сделал перебор, стал наигрывать вхождение песни «Разговор в поезде», да и саму исполнил. А когда я закончил, Пётр Ильич с укоризной произнёс:

– А говорил, не умеешь.

– Так пару аккордов всего.

– Интересная песня, необычная. Кто написал? Я её не слышала, – спросила женщина, что слушала меня, встав у открытых дверей. Она там не одна стояла.

– Не знаю, я просто слышал, и повторил.

– А ещё что знаешь? – спросила она же.

Подивившись такому интересу, было заметно, что она его проявляет чуть ли не больше остальных, которые тоже попросили спеть что-нибудь интересное, я согласился.