— Мулей-эль-Кадель.

Лицо племянницы великого адмирала едва заметно дрогнуло.

— И что же он от меня хочет? — спросила она, чуть нахмурив брови.

— Он послал меня попросить, чтобы ты уступила ему одного из пленных христиан, взятых в Никозии.

— Христианина! — удивленно воскликнула Хараджа. — Кого из них?

— Виконта Гастона ЛʼЮссьера.

— Того француза, что воевал на службе у Венецианской республики?

— Да, госпожа.

— А по какой причине Дамасский Лев интересуется этим псом-гяуром?

— Не знаю.

— А его преданность Магомету, его вера, случаем, не пошатнулась?

— Не думаю.

— Я нахожу, что Дамасский Лев слишком великодушен.

— Можно сказать, это великодушие рыцаря.

— Турку это не к лицу, — сухо бросила племянница паши. — На что ему сдался этот человек, мой милый капитан?

— Точно сказать не могу, но предполагаю, его хотят отправить в Венецию в качестве посла.

— Кто хочет отправить?

— Думаю, Мустафа.

— И великий визирь не знает, что этот христианин принадлежит моему дяде? — почти в гневе спросила Хараджа.

— Мустафа — главнокомандующий турецкой армией, госпожа, и все, что он делает, одобрено султаном.