Чтобы предотвратить повторение братоубийственной войны, пишет летописец, Ярослав перед смертью (1054) завещал сыновьям жить в мире, согласии и любви, «понеже вы есте братья единого отца и ма-тере». Киевский престол он закрепил за старшим сыном, Изяславом. Святославу передал Чернигов, Всеволоду — Переяславль Южный, Игорю — Владимир Волынский, а Вячеславу — Смоленск. «И тако раздели имъ грады, заповедавъ имъ не преступати предела братня, ни сгонити, рекъ Изяславу: "Аше кто хощеть обидети брата своего, то ты помагай, егоже обидять”».
«Завещание» это довольно точно охарактеризовал В. О. Ключевский: «Оно отечески задушевно, но очень скудно политическим содержанием; невольно спрашиваешь себя, не летописец ли говорит здесь устами Ярослава».
Естественно, что касается политического содержания, то его трудно различить не вооруженным вполне определенной концепцией глазом в источнике, написанном в то время, когда самого понятия политика не существовало. Что же касается оговорки, что здесь мы слышим скорее голос не Ярослава, а летописца, то она. как говорится, дорогого стоит. Перед нами — текст безусловно позднейшего, сугубо литературного происхождения, а вовсе не подлинная грамота Ярослава. Сменив «собеседника», мы меняем и свое отношение к тексту, и перспективу его изучения. Слова, обращенные умирающим отцом к своим детям, исчезают, либо уходят на второй план. На авансцену же выходит сам летописец, обращающийся к своей аудитории. О чем же он говорит ей?
В. О. Ключевский обратил внимание на то, что в одном из вариантов Сказания о Борисе и Глебе земли прежде единого государства делятся только между тремя сыновьями Ярослава. Аналогичное сокращение Ярославичей-наследников содержится и в младшем изводе Новгородской первой летописи под 989 г. Согласно этой записи, Ярос-лавичи (а не сам Ярослав) разделили между собой не только города, но и земли. Изяславу достались Киев и Новгород — со всеми прочими городами киевскими. Святослав получил Чернигов «и всю стран}" въсточную и до Мурома», а Всеволод — Переяславль, Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволжье.
В летописном известии о Любечском съезде под 6605 (1097) годом братья тоже «делят» Русскую землю по своей инициативе. «Завещание» Ярослава здесь даже не упоминается. Братья договорились: «Да ноне отселе имемся въ едино сердце, и блюдем Рускые земли. Кождо да держить отчину свою: Святополкъ Кыевъ, Изяславль Володимерь. Всеволожь Давыдъ и Олегъ и Ярославъ и Святославъ, а имже роздаялъ Всеволодъ городы: Давыду Володимерь, Ростиславичема Перемышьль Володареви, Теребовль Василкови».
Для летописца подобные изменения должны были носить принципиальный характер.
Как предположил А. А. Гиппиус, «сообщение о разделе земли сыновьями Ярослава построено… по образцу открывающего ПВЛ рассказа о разделе земли сыновьями Ноя». Несомненно, рассказы о распределении русских земель между сыновьями Ярослава создавались и закреплялись летописцами как параллель к библейскому сюжету вполне сознательно. «Причины различной трактовки авторами Начальной летописи рассматриваемого библейского мотива, — по мнению А. А. Гиппиуса, — следует… искать в эволюции древнерусской политической ситуации в конце XI — начале XII в. Автор статей 1054 и 1073 гг. (входивших, вероятно, еще в свод 70-х гг. XI в.) работал в период, когда ситуация эта определялась взаимоотношениями трех старших Ярославичей, идеальным фундаментом которых было "завещание Ярослава". Библейская параллель в статье 1073 г. возникает поэтому в связи с идеей подчинения воле отца. Нарушивший завет Ярослава Святослав уподобляется сыновьям Хама, "преступившим предел” Сима… вопреки завещанному Ноем. В совершенно иной обстановке работал составитель библейско-космографического введения ПВЛ. В начале XII в. ни одного из сыновей Ярослава уже не было в живых; на исторической сцене действовало уже другое поколение князей, отношения между которыми строились на иных основаниях. Рубеж ХІ-ХІІ вв. — эпоха княжеских съездов. На Любечском съезде 1097 г. впервые формулируется новый принцип наследования: "каждый да держит отчину свою”. На этом этапе "горизонтальные” отношения договаривающихся между собой братьев приобретают самодовлеющий характер, не будучи связаны с "вертикальными” отношениями исполнения сыновьями воли отца. Роль старейшего в роде, специально оговоренная завещанием Ярослава, при этом заметно ослабевает. В этой ситуации важнейшим средством разрешения княжеских споров оказывается жребий. Жребием, в частности, был разрешен спор между Мономахом и Олегом, возникший при перенесении мощей Бориса и Глеба в 1115 г. (одна из возможных дат составления ПВЛ). Этот новый порядок межкняжеских отношений, вероятно, и наложил отпечаток на рассказ библейского введения ПВЛ о сыновьях Ноя: принцип "не преступали в жребий братень” формулируется здесь уже не как заповедь отца, а как договор братьев, разделивших землю по жребию».
Реализацией новых принципов междукняжеских отношений стало расчленение той территории, которую мы обычно именуем Древнерусским государством или Киевской Русью, на «отчины», закрепленные за потомками того или иного Ярославина: «Девять земель управлялись определенными ветвями древнерусского княжеского рода Рюриковичей: столы внутри земли распределялись между представителями ветви. Ранее всех обособилось в династическом отношении Полоцкое княжество: еще в конце X в. Полоцкая волость была передана киевским князем Владимиром Святославичем своему сыну Изяславу и закрепилась за его потомками. В конце XI в. за сыновьями старшего внука Ярослава Мудрого Ростислава Владимировича были закреплены Пе-ремышльская и Теребовльская волости, позже объединившиеся в Галицкую землю (в правление Владимира Володаревича. 1124–1153 гг.). С вокняжения в Ростове сына Владимира Мономаха Юрия (Долгорукого) в начале XII в. берет начало обособление Ростово-Суздальской земли, где стали княжить его потомки. 1127 годом можно датировать окончательное обособление Черниговской земли. В этом году произошло разделение владений потомков Святослава Ярославина, закрепленных за ними Любецким съездом князей 1097 г., на Черниговское княжество, доставшееся сыновьям Давыда и Олега Святославичей (с 1167 г., после прекращения ветви Давыдовичей, в нем княжили только Ольговичи) и Муромское, где стал править их дядя Ярослав Святославич. Позже Муромское княжество разделилось на два — Муромское и Рязанское под управлением разных ветвей потомков Ярослава: потомки Святослава Ярославина княжат в Муромской земле, его брата Ростислава — в Рязанской. Смоленская земля закрепилась за потомками Ростислава Мстис-лавича, внука Владимира Мономаха, вокняжившегося в Смоленске в 20-х гг. XII в. В Волынском княжестве стали править потомки другого внука Мономаха — Изяслава Мстислав ина. Во второй половине XII в. за потомками князя Святополка Изяславича закрепляется Турово-Пин-ское княжество» (А. А. Горский).
Однако, как отмечает А. А. Горский, «четыре земли не закрепились в XII в. за какой-то определенной княжеской ветвью. Одним из них было Киевское княжество. Номинально киевский стол продолжал считаться "старейшим”, а Киев — столицей всей Руси. Ряд исследователей полагает, что Киевское княжество стало объектом коллективного владения: князья всех сильнейших ветвей имели право на "часть” (владение частью территории) в его пределах. Другим "общерусским” столом был новгородский. Если в X–XI вв. его занимал, как правило, сын киевского князя, то в XII столетии усилившееся новгородское боярство стало оказывать решающее влияние на выбор князей, и нп одной из княжеских ветвей не удалось закрепиться в Новгороде. По-вп-димому, аналогичная система сложилась к середине XII в. в Пскове, ранее входившем в Новгородскую волость; при этом Псков сохранял элементы зависимости от Новгорода (ее характер и степень являются предметом дискуссии). Не стало отчиной определенной ветви и Переяславское княжество. Им на протяжении XII века владели потомки Владимира Мономаха, но представлявшие разные ветви (Ярополк и Андрей Владимировичи, Всеволод и Изяслав Мстиславичи, сыновья Юрия Долгорукого Ростислав, Глеб и Михалко, Мстислав Изяславич, Владимир Глебович)».
Любопытно отметить, что среди этих центров, по крайней мере, два — Киев и Новгород — были сакральными столицами Руси.
В отношении Киева этот тезис не вызывает никакого сомнения. Как уже было отмечено, город, который в современной историографии принято именовать столицей Древнерусского
Другое дело, казалось бы, Новгород. Однако и здесь мы имеем некоторые черты, которые позволяют догадываться, что древнерусская «северная столица» вполне могла ощущать себя соперником Киева в качестве сакрального центра «Русьской земли». Во всяком случае, на такие размышления наводят и строительство в Новгороде храма Софии, и вполне серьезные претензии новгородских архиереев на независимость от киевского митрополита, и колоссальная роль архиепископов и архимандритов в государственных делах Новгорода.
Что же касается Переяславского княжества, то его «особый» статус. скорее всего, можно было объяснить все-таки тем, что им владели потомки лишь одного из отпрысков Ярославова рода — Владимира Мономаха, который сам приобрел особое место в числе наследников великого князя киевского. Возможно также и то. что, как предполагал М. Д. Приселков, между 1073 и 1086 гг. в Переяславле существовала митрополичья кафедра.
Вопрос о том, почему эти города выпали из формирующейся системы управления русских земель, нуждается в специальном исследовании.
Пожалуй, один из самых сложных вопросов — как воспринимали современники то состояние, которое историки характеризуют как «период феодальной раздробленности», «удельный период», время «самостоятельных княжеств» или «суверенных феодальных земель»? Парадокс состоит в том, что ни у кого — ни у наших предков, ни у наших современников — судя по всему, не возникает никаких сомнений, что Русь как единое целое даже в таком «лоскутном» состоянии как-то умудряется сохраняться. Мало того, именно в период «раздробленности» процессы этнической и культурной консолидации восточнославянских земель явно нарастают — вплоть до XIII–XIV вв.
Анализируя летописное сообщение 6605/1097 г. о княжеском съезде в Любече, Д. С. Лихачев пришел к выводу, что Владимир Мономах «был идеологом нового феодального порядка на Руси», при котором каждый из князей «держить отчину свою» (т. е. владеет территорией, которой владел его отец), «но это решение было только частью более общей формулы: “отселе имемься во едино сердце и съблюдемь Рускую землю”».
Тем самым, по мысли Д. С. Лихачева, Владимир Всеволодович закрепил в государственной и идеологической деятельности неустойчивое «балансирование» между центробежным и центростремительным принципами. Это стало доминантой «во всей идеологической жизни Руси в последующее время». «Экономический распад Руси» якобы компенсировался новой «идеологической» установкой: «имемься во едино сердце». Идея единства Руси противопоставляется Д. С. Лихачевым (как, впрочем, и большинством других исследователей) «дроблению» Киевской Руси на самостоятельные земли.
Обращение к текстам, которые, видимо, легли в основу описания Любечского съезда (во всяком случае, учитывались автором летописной статьи), позволяет несколько скорректировать понимание летописного текста. Во-первых, оборот «единое сердце» не выдуман летописцем, а заимствован им из Библии. «Единое сердце» — Божий дар народам Иудеи, которым отдана земля Израилева. Этот дар сделан, «чтоб исполнить повеление царя и князей, по слову Господню», «чтобы они ходили по заповедям Моим, и соблюдали уставы Мои, и выполняли их; и будут Моим народом, а
Последняя цитата возвращает нас к косвенной характеристике «Русьской земли» как земли богоспасаемой в уже упоминавшихся словах Олега и Святослава и к отождествлению Киева с Новым Иерусалимом.
При таком понимании смысла выражений, в которых зафиксированы результаты княжеских переговоров, яснее становятся результаты Любечского «снема» 1097 г. Залогом мирного «устроенья» стало «держание» (правление, соблюдение) каждым князем своей «отчины» (территории, принадлежащей ему по наследству). При этом, видимо, подразумевалось, что каждый из них будет «ходить по заповедям» Господним и соблюдать Его «уставы», не нарушая «межи ближнего своего». Такой порядок держания земель (наследственная собственность, закрепляемая за прямыми потомками князя) призван был уберечь «Русьскую землю» от гибели. В свою очередь, сам христианский мир выступал высшим, сакральным гарантом сохранения этого порядка. Реально же соблюдение условий мира обязаны были контролировать все князья, принесшие крестоцеловальную клятву в Любече. Другими словами, речь здесь шла не о «естественном и характерном для этого времени неустойчивом положении “балансирования”» между действовавшими одновременно «противоположными силами» (центробежными и центростремительными, экономическими и идеологическими), а о своеобразном юридическом оформлении, легитимации нового порядка вступления князей на престолы, который окончательно разрушал прошлое эфемерное «политическое» единство Древнерусского государства (его основу составляли считавшаяся обязательной уплата дани в Киев и равные — разумеется, при соблюдении установленных порядков — права князей на занятие любого древнерусского престола). В то же время сохранялась базовая «государственная» идея, оформившаяся в виде хотя бы общего представления не позднее 30-х годов XI в.: Киев — Новый Иерусалим, а окружающие христианские земли — богоизбранные.