ДАЛИН: В прессе были отдельные небольшие заметки. Точно я не знаю, поэтому я не приводил вам подробных цитат.
Тов. ЯКУБОВСКАЯ: Мне все-таки кажется, что Тарле, как историк, как ученый и труды Тарле все-таки не нашли должной оценки у наших западников-историков-марксистов. Вы сказали, что Фридлянд ускорил выпуск своей книги, а что имеется у Фридлянда в предисловии? Он говорил лишь два слово о Тарле, что вышла вредная или ошибочная книга Тарле[1188] и больше ничего. Критики, хотя бы минимальной там нет.
Дальше вышла книжка Покровского, его сборник об империалистической войне[1189], и Покровский там останавливается только лишь на пустяковых фактах. Он говорит только лишь о том, что Тарле, говоря о причинах войны, говорит о том, что случайно, знало ли правительство или не знало об убийстве герцога Франца Фердинанда. Тогда правительство говорило, что не знало. Покровский останавливается только на этом моменте. Тарле пишет очень ловко. Например, хотите, относительно участия Англии в войне. Я читал[а] последнее издание. Он пишет, что Англия, Франция и Россия они империалистически были настроены, они готовились к войне, но не успели. Им война [19]14 года была невыгодна. Эта книга выходит без всяких предисловий, без всяких пояснений.
Тов. Далин говорил, что Тарле несколько свободно обращается с документами, но эта свобода не просто недобросовестность ученого. Это политическое жонглерство Тарле, подчинение науки Тарле его политическим интересам это не нашло должной оценки. Это большой недостаток. Конечно, сейчас об этом заговорили в связи с «Промпартией»[1190], но во всяком случае так, как бы нужно было, об этом не говорили.
ВОПРОС: Как Вы смотрите на то место, где Тарле пишет относительно предложения о перемирии?
ДАЛИН: Из его «Эпохи империализма»?
ВОПРОС: Да. Какую он здесь занимает позицию? Виновником того, что не состоялось перемирье, он считает Германию.
ДАЛИН: Что касается вашего вопроса, можно ли солидаризироваться в том, что Тарле именно так освещает вопрос, то Тарле, хотя в ответе Покровскому[1191] изображает дело так, что он обвиняет оба империализма, но во всей его работе, по вопросу о вступлении в войну, о ходе войны, Тарле обвиняет, конечно, Германию. Я поэтому привел эту цитату. Тарле в ослабленном виде, в смягченном виде защищал все эти точки зрения, которые защищал в ходе империалистической войны. Он просто для нашей советской действительности все эти точки зрения давал в смягченном виде, снабжал целым рядом оговорок, но по существу своей точки зрения не изменил и считал Германию виновной и в начале войны и в оттяжке перемирия. В этом вопросе у него ясно проведена антантофильская точка зрения.
В отношении того, что говорила тов. Якубовская я могу сказать, что конечно можно говорить, что в некоторой мере, это нужно было делать сильнее, но одно можно подчеркнуть, что как только книга Тарле «Европа в эпоху империализма» вышла, она встретила отпор со стороны историков-марксистов. Этот отпор был в первую очередь со стороны Покровского. Это совершенно ясно, потому что, хотя Покровский считается русским историком, но занимается историей мировой войны. И эта работа, которую проводил в этом отношении Покровский, представляет его крупнейшую заслугу вне всякого сомнения и в историческом наследстве Покровского это одна из наиболее важных частей. И совершенно естественно, поскольку Покровский занимался и занимается источниками о происхождении мировой войны, именно Покровский в первую очередь и должен был работу Тарле разобрать. Сделано ли это в достаточной степени твердо? Я могу ответить, что Тарле, когда отвечал Покровскому, он в конце написал, что в тоне, в котором пишет Покровский я не имею охоты отвечать[1192]. Тон Покровского показался Тарле, в некоторой мере, резким[1193]. (С МЕСТА: – И не только ему). Некоторые марксисты обвиняли Покровского в том, что он перегибает палку, говорили: вы должны иметь в виду, что надо соблюдать такт. Тарле был членом Академии Наук и очень влиятельным членом Академии Наук. Это было больше 2-х лет тому назад. Так что в этом смысле обстановка была такая, что нужно было соблюдать известную субординацию. И при всем этом тон Покровского был очень резок и многие считали этот тон неуместным. Так что в этом смысле я думаю, что отпор был совершенно точный. То, что для Тарле это было достаточно, видно из того, что он во 2-ом издании книги сделал целый ряд исправлений. Так что в этом смысле война между Тарле и историками-марксистами была открыта не после процесса «Промпартии», а задолго до этого. И в этом заслуга Покровского, что он за долгое время и в очень резкой форме подчеркнул это. Тут не идет вопрос о… а именно вопрос о том, чтобы вмешивались в политическую сферу, это вопрос политический.
Я могу порекомендовать т. Якубовской прочитать с одной стороны статью Покровского, а с другой стороны письмо в редакцию и ответ редакции. Вы говорите, что, по Вашему мнению, там не все дано.
У Покровского есть сборник «Мировая война»[1194] и во 2-ом издании эта статья была перепечатана. (С МЕСТА: – В предисловии не сказано). В предисловии Покровский не должен повторять всего, что сказал в своей статье. В «Историке-марксисте» эта статья напечатана, и там он дал критику Тарле, и в своей заметке, которая была посвящена книге Петрушевского и книге Тарле.
Вопрос о Бельгии и вопрос о Сербии, потому что как раз в основе вопрос о Сербии, об убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда заключается то, что Сербия и Россия готовили войну. Это очень существенный вопрос с точки зрения вопроса о виновности. Покровский подчеркивает, что русский посол в Белграде, обострить вызвать войну. Так что это вопрос не второстепенный, а определяющий виновность России и с этой точки зрения Тарле очень хитро обходит этот вопрос. Он писал, что знает документы, но он их не использовал в вопросе, который имеет большое значение с точки зрения определения виновности в войне, потому что это убийство в наибольшей мере ущемляет Россию и Сербию. Я думаю, что м. б. товарищи правы, что можно было сделать больше, но статья иллюстрирующая методы работы Тарле была напечатана довольно давно. Там не было такой резкой критики методов, но сама концепция Тарле была подвергнута критике. Вне всякого сомнения, может быть, что это нужно было сделать гораздо резче, но одно остается, я подчеркиваю, что война Тарле объявлена была, как только вышла его книга, объявлена была самая настоящая непримиримая война. Так что сказать, что тут прохлопали – нельзя.
Глава VIII
О советском историке М.Д. Бушмакине[1195]
Имя советского историка-медиевиста Михаила Дмитриевича Бушмакина (1882–1962), занимавшегося активной научной и педагогической деятельностью в своей родной Казани, ныне мало кому известно из отечественных историков. Между тем в начале 1930-х гг. оно приобрело, правда ненадолго, известность в международном сообществе специалистов по истории Французской революции XVIII в. после того, как его публикация в журнале
Любопытно, что в начале своей научной карьеры М.Д. Бушмакин вполне профессионально интересовался историей Французской революции. Он высоко ценил работы А. Матьеза, о чем свидетельствует его рецензия на одну из главных работ французского исследователя – «Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора»: «Работа эта дает не только весьма интересный и во многом свежий материал по затронутой теме о дороговизне и связанных с ней социальных движениях, но и раскрывает перед читателем перипетии классовой борьбы, завязавшейся вокруг вопроса о дороговизне и мерах борьбы с ней, давая тем самым возможность вскрыть основные пружины политической жизни данного периода, понять природу существовавших тогда политических партий и группировок, их взаимную борьбу и выяснить исход этой борьбы, завершившейся переворотом 9 термидора»[1197].
Именно к Матьезу Бушмакин и обратился с просьбой опубликовать в его журнале обзор об изучении советской исторической наукой переворота 9 термидора. Однако эта просьба совпала по времени с кардинальным изменением отношения Матьеза, ранее большого друга советских историков[1198] и члена Французской коммунистической партии, к советской действительности. Эта перемена была обусловлена развернувшейся в СССР политизацией исторической науки и проводившимися в рамках «Академического дела» репрессиями против старой профессуры, которым, в частности, подвергся близкий друг Матьеза – Е.В. Тарле[1199], имевший огромный научный авторитет во Франции.
Опубликовав статью Бушмакина, Матьез воспользовался этим как поводом, чтобы высказать в примечании к ней резкую критику в адрес своих советских коллег за поиск «повсюду в прошлом борьбы классов, даже там, где эта борьба не подтверждается никакими документами»[1200]. По мнению Матьеза, в СССР «в итоге история становится послушной служанкой политической власти, которой она и подчиняет все свои концепции, свои интересы, очередные лозунги, даже свои выводы»[1201].
Неудивительно, что подобные оценки, прозвучавшие со стороны Матьеза, вызвали у советских историков бурную реакцию. Досталось и Бушмакину, тем более что он и сам высказал некоторые критические замечания о работах своих коллег, в частности Я.М. Захера и Г.С. Фридлянда[1202]. Его статья была даже переведена на русский язык, вероятно, для служебного пользования, поскольку машинописный экземпляр перевода находится в архивном фонде Общества историков-марксистов[1203]. Очевидно, текст потребовался для обсуждения проблем истории Французской революции на заседании Общества историков-марксистов, не все члены которого владели французским языком.
5 декабря 1930 г. в докладе «Последние трюки науки по истории Великой французской революции» видный советский исследователь якобинской диктатуры Я.В. Старосельский подверг острой критике Матьеза по целому ряду аспектов, в том числе и за публикацию статьи Бушмакина. Последнего он пренебрежительно назвал «каким-то дядей» и «казанским сиротой», а о его публикации высказался следующим образом: «Такая статья была помещена в очень серьезном журнале. Поместил человек [А. Матьез. –