На автобусной остановке по дороге домой со мной болтает медсестра. Она спрашивает, зачем я приходила, и узнав, что я брала интервью у Имонна, кладет руку на сердце.
– Он блестящий лидер, – говорит она. – Самый добрый человек. Он помог мне пережить несколько действительно трудных дней. Всегда радеет за нас, медсестер.
Несколько месяцев спустя мы внезапно погрузились в новую реальность: COVID-19 навсегда изменил мир за считанные недели. Я решаю, вступить ли еще раз, хотя бы на короткое время, в команду медицинских сестер неотложной помощи. Боюсь. Я думаю о своей семье, своих детях, своем выборе. И тут я вижу фото одной из новых больниц. Впереди стоит Имонн с высоко поднятой головой и в униформе. Главным медбратом будет он. Я думаю о том, какой он хрупкий. И какой сильный. Я думаю о командной работе и ее важности в каждой больнице, сообществе и социальных учреждениях, где работают медсестры, врачи, сиделки, повара, водители, грузчики, физиотерапевты, работники психиатрической службы, уборщики и многие другие.
Они не герои. Просто обычные люди, выполняющие свою работу. Но им хватает смелости заботиться. Я думаю о своих пациентах, об их семьях, их храбрости. Я думаю о своих коллегах, которые даже сейчас поддерживают здравоохранение и социальную помощь, и обо всех в Службе. Я боюсь. Но все же я хочу быть рядом с коллегами. Я заполняю регистрационную форму.
Награжденные ветераны
День, когда мою дочь назвали словом на букву «Н», начался так же, как и любой другой. Было солнечно, и мы пошли в местный парк поиграть в мяч. Малышка еще только учится бегать, постоянно падает и разбивает коленки, поэтому мы проводим много времени в парке. Трава – самый безопасный для ее ножек вариант. И это ее любимое место. Дочка еще не говорит, ее язык – это тарабарщина, понятная только мне. Но она уже танцует, вертится, кувыркается, прыгает и кружится. Я смотрю, как она убегает, хихикая от восторга, а затем возвращается, протягивая руки, чтобы я могла ее поднять и покачать. Моя жизнь не могла сложиться лучше.
Сначала я не слышу, что нам что-то говорят. Просто вижу группу из четырех молодых людей, смотрящих в нашу сторону. Они стоят, пьют пиво из банок, а между ними бегает низкорослая собака с толстой шеей.
Я привыкла, что люди обращают внимание на мою дочь. Она настолько красива, что кто-нибудь все время останавливается, чтобы рассмотреть ее получше, поэтому я не обращаю особого внимания на молодых людей. Слышу вдалеке звук фургона с мороженым и не замечаю их выкрики. Я обращаю лицо к солнцу и закрываю глаза, вдыхая запах далекого первого в сезоне барбекю. А потом слышу
Сердце бьется так громко, но я его не слышу. А вот моя маленькая дочка продолжает слушать их. Она перестает смеяться и стоит совершенно неподвижно, глядя на молодых людей, которые кричат прямо ей. Один из них бросает в ее сторону банку. Собака лает взахлеб. Я смотрю, как малышка отступает назад, будто банка в нее попала, она растеряна и испугана, слезы текут по лицу, но она не издает ни звука. Она бежит ко мне, но впервые не протягивает руки. Я не защитила ее. Мои объятия бесполезны.
В эту секунду я понимаю, что моя дочь познает мир, отличный от моего. Ненавистный и опасный мир. Моя белая кожа означает, что я никогда по-настоящему не пойму, что такое расизм, или пойму не так, как мои дети и мой муж. Мне еще так много предстоит сделать. Нужно продолжать слушать и учиться у мужа и у многих, многих других. Мне нужно понять и бороться с расизмом, из которого извлекли пользу все белые люди.
Еще один день подготовки к усыновлению. Сегодня на столе стоит гигантское ведро с крылышками из
– Если культурное и расовое происхождение приемных родителей отличается от таковых у ребенка, может случиться недопонимание, – говорит она.
Я обращаю внимание, что она осторожно использует слово «недопонимание» вместо «неудача», «ребенок» вместо «младенец». Все хотят ребенка.
– Важно, чтобы вы могли предвидеть межрасовые и межкультурные проблемы, с которыми может столкнуться ваш ребенок.
Мы планируем усыновить ребенка смешанного происхождения, как наша дочь. Но мое сердцебиение ускоряется, и я начинаю паниковать. Я думаю о том дне в парке и вспоминаю еще один случай, когда мы обнаруживаем, что кто-то выложил дорожку фашистских листовок от нашей входной двери до детской моей дочери, и мы собираем их, как Гензель и Гретель хлебные крошки. Хлебные крошки говорили: «Иди домой». Возвращайтесь туда, откуда пришли. Полиция вежлива с нами, но не может заверить, что найдет того, кто это сделал, не говоря уже о том, чтобы предъявить ему обвинение. Мне нужно серьезно подумать о том, как я могу поддержать своих детей смешанного происхождения в условиях расизма, с которым они обязательно столкнутся.
После обеда Тениола переходит к обсуждению всех возможных причин, по которым от детей могут отказаться.
– В подавляющем большинстве случаев, – говорит она, – семьям оставляют их родных детей, даже если у родителей наркотическая и алкогольная зависимость, тяжелые психические заболевания, существенные нарушения способности к обучению или все эти вещи вместе взятые.
Она говорит о крайностях. Она говорит о психических расстройствах, которые настолько серьезны, что родная семья не может обеспечить безопасность ребенка.
– Мне трудно объяснить, как некоторые психические заболевания могут повлиять на жизнь людей, – говорит она.
Но я могу себе это представить.