На каждом из наших коротких уроков мы читали около десяти страниц.
Лейла сидела рядом со мной, широко открыв и глаза, и уши.
Я водила пальцем по строкам.
На четвертом уроке она уже стала участвовать в чтении.
Она заранее узнавала слоги «ле», потом «ла», «ме» и «ма», затем стала узнавать слова «дедушка» и «утро»; и я видела, что каждый раз она повторяла все больше слов.
Это был дикарский «глобальный метод», но он работал!
Примерно на сотой странице Лейла попыталась читать самостоятельно.
Ей это было трудновато, и я видела, что от напряжения она забывала понять то, что прочитала.
К тому же учебу усложняло то, что Маккан усыпал свой роман словами цыганского языка.
Так Лейла узнала, что буквы одного и того же алфавита могут складываться в слова разных языков и для говорящих на одном из этих языков другие непонятны.
Я снова почувствовала то, что испытала, когда Элиза и Гийом начали читать первые книги самостоятельно.
Это чудесно – видеть, как дети, лежа на животе на своих кроватях, читают старательно и добросовестно, держат палец на нужной странице и каждый раз, дочитав новую страницу, гордо поднимают голову, словно покорили Эверест.
Каждый день я чувствовала, какой книга прекраснейший способ побега, даже для тех, кто никогда не покидает свою территорию. Вкладывать в свою голову чужие слова – значит иметь возможность делать их своими, пока читаешь книгу.
Примерно так же актер испытывает чувства того, кого изображает. Идентификация с некоторыми персонажами оказывает влияние на нашу жизнь. Перспективы, указанные чужими словами, становятся возможными целями, к которым человек может пойти.
Часто случается, что чтение той или иной книги делает меня прозорливой, и я получаю возможность выразить то, что думаю.
Я часто достаю из моей маленькой записной книжки хранящиеся в ней цитаты, чтобы несколькими словами сказать моим детям то, что мне не удавалось выразить словами собственного словаря.
Совсем недавно Жиль Клеман[8] подарил мне слова для письма к Элизе, которая смеялась над моей способностью горячо поддерживать новорожденные движения и ассоциации, о которых по-настоящему неизвестно ни откуда они появились, ни куда идут.
Уходя из дома, чтобы провести часть вечера с людьми из движения «Ночь на ногах»[9], я послала ей в ответ слова Клемана: «Когда приходится выбирать между тем, что разрушает, и чем-то другим, неопределенным, я предпочитаю второе, потому что именно в неопределенности есть надежда».
Книги – пространства неопределенности. Человек подвергается риску, когда пропускает через себя чужие мысли. Некоторые из них зацепляются за наши ветви и остаются висеть на них, растут вместе с нами, а позже дают о себе знать в виде мыслей, спрятанных в сундуках на чердаке.
Иногда они становятся нашими на повседневном уровне, настолько своими для нас, что мы забываем, что они были чужими.