Грейс начала нервничать. Она слишком хорошо помнила, каково это, когда тебе четырнадцать, а у тебя вырывают землю из-под ног, и ты в ужасе от того, что ждет тебя впереди. Четырнадцать – странный возраст, ты почти полностью сформировался как личность, но не совсем, а еще ты слишком молод и находишься во власти других людей, даже если они и не думают переживать о твоих интересах.
Мэтти выпучила глаза, ожидая ответа Грейс.
– Что сказала бы твоя мама? – спросила Грейс.
– Ее здесь нет, – парировала Мэтти, почти заставив Грейс улыбнуться, ее замечание было так похоже на то, что сказала бы сама Грейс в ее возрасте.
Она проглотила ухмылку, размышляя об этом, мысль была не так уж плоха. Если бы Мэтти умела водить, это определенно дало бы Торелли больше шансов.
– Ладно, – согласилась она, и Мэтти чуть было не взвизгнула, схватившись за дверь.
– Не так быстро, – предупредила Грейс. – Учись, слушая и наблюдая, и, если все получится, я подумаю о том, чтобы позволить тебе сесть за руль.
Мэтти открыла было рот в знак протеста, но тут же мудро закрыла его. Грейс снова улыбнулась про себя. Ей нравился этот ребенок. Правда, нравился.
Мэтти пересадила Майлза назад и забралась на пассажирское сиденье.
– Нажимай на педаль тормоза, когда паркуешься, – начала объяснять Грейс. Она указала на свою ногу. – Средняя педаль. Ведешь одной ногой. Понятно?
Мэтти кивнула.
– Две руки на руле. На два часа и на десять часов. Зеркала. Их три. Используй все, дважды.
Мэтти снова кивнула, яростно нахмурив брови, и Грейс выпрямилась, чувствуя большую ответственность за то, что делает – учит кого-то чему-то. Грейс никогда раньше не приходилось этого делать.
33
Весь первый час в трейлере Хэдли была расстроена. Весь второй она нервничала, ее энергия кипела, а сердце колотилось с каждым движением агента. Он отказался от попыток убедить ее сдаться, и она была уверена, что он попытается сбежать.
После третьего часа ее адреналин иссяк, а боль в поврежденной лодыжке унялась, хотя ощущение покалывания было почти таким же неприятным. Затем, на четвертом часу, она проголодалась, в животе заурчало, а в висках пульсировала головная боль.
Через час агент заснул, и теперь он слегка похрапывал, открыв рот и неудобно прислонив голову к стене.
Она ненавидела то, что он был таким милым. Это заставляло ее чувствовать себя намного хуже из-за того, что они делали. Казалось, он искренне беспокоится о них, как будто действительно хочет помочь, но она не могла попасть в тюрьму. И Грейс тоже. Это было просто невозможно.
Она посмотрела на череп за стеклом. Она назвала его Фредом и сочинила истории о его жизни, жене и семье. Она решила, что он был хорошим человеком и очень забавным. В конце концов, было похоже, что он улыбался, несмотря на то что у него осталось всего несколько зубов.
Агент пошевелился и поменял положение. Она смотрела, как его голова склоняется к другому плечу. Он не выглядел ужасным. Немного грубым, но в то же время крепким – такой широкоплечий, с огромными, как у Попая[6], предплечьями. Цвет его бороды был на два тона темнее его волос цвета корицы, а его длинный нос был слегка изогнут – вероятно сломан из-за того, что он спортсмен, боец или и то, и другое. Волосы его были коротко подстрижены и торчали прямо – стиль прически, вероятно, еще со времен армии.