66

Несмотря на прошедший дождь, ночь была ясная и относительно теплая. Несколько одиноких облаков плыли по полуночному небу, за ними ярко сияли звезды. Сиденье Хэдли было откинуто назад, под таким углом, что она видела только небо. Она долго смотрела на Орион – единственное известное ей созвездие. Она узнала о нем во время практики, которую проходила с классом Скиппера в прошлом году, и была удивлена, услышав, что три яркие звезды подряд, которые она всегда считала частью Большой Медведицы, принадлежали совсем другому созвездию и что она всю жизнь ошибалась.

Время проходило в тишине, если не считать проехавшего мимо нее на запад большого грузовика или уханья ночной птицы – совы или, может быть, летучей мыши. Мысли ее блуждали, и она периодически проваливалась в сон, хотя в основном бодрствовала, ее эмоции колебались между ненавистью и любовью к тем событиям, которые привели ее к новому этапу жизни. Она подумала о том, как сильно она ненавидела Фрэнка и как сильно полюбила Грейс, Майлза и Джимми.

Ты была великолепна! Слова Мэтти раздавались у нее в голове, и каждый раз, когда она думала о них, глубокая печаль душила ее и мешала дышать. Как она позволила себе так привязаться к ним и почему это длилось так долго?

Пффф. Фрэнк даже не отреагировал, когда нажал на курок, его лицо было таким пустым, как будто Марк был не более чем раздражающим комаром, жужжащим вокруг его головы. И это человек, за которого она вышла замуж, которому она позволяла воспитывать своих детей!

Она закурила уже третью за ночь сигарету и опустила окно, чтобы дым не наполнял машину. Докурив, она включила радио, которое тут же начало извергать все новые сведения о Джимми. Публика не могла им налюбоваться: его жертвой, его возвращением из Афганистана, чтобы спасти жену и сына… и тем, что он скоро снова должен был стать отцом. Она улыбнулась, когда узнала об этом новом пикантном факте, осознавая, что, несмотря ни на что, Джимми не смог не похвастаться своей семьей.

Когда ее веки отяжелели, она выключила новости, закрыла окно и попыталась отдохнуть. Время текло медленно, минуты тикали, как часы, пока, наконец, не наступил рассвет, а ее лодыжка не окрепла настолько, чтобы она могла продолжать путь.

Вчерашняя буря осталась лишь в воспоминаниях, а утреннее небо было безоблачным. Ей было интересно, как там Грейс, Мэтти, Скиппер и Майлз. Она представила их в Лондоне: Мэтти тащит за собой Скиппера, который, пошатываясь, плетется сзади с широко раскрытыми от удивления глазами, а Майлз брыкается и бормочет, взволнованный всей этой суматохой.

Мили пролетали незаметно, и она сосредоточилась на дороге и на том, чтобы не заснуть. Такое ощущение, что она не спала целый год, усталость опасно убаюкивала ее, а звук шин был похож на колыбельную. Несколько раз ее глаза закрывались, и она резко открывала их за секунду до того, как съехать с дороги.

Незадолго до обеда табличка на въезде сообщила, что она находится в резервации Гранд Портедж Чиппева. Ее желудок сжался от голода, но Хэдли постаралась проигнорировать это ощущени. Она направилась прямо к одному из домиков, подошла к стойке регистрации и попросила о встрече с Деннисом Халлом, который, как сказала ей Грейс, поможет ей пересечь границу.

– Миссис Торелли?

Она повернулась. Разговаривающему с ней мужчине было за двадцать, и он не был коренным американцем. Его кожа была белая, а глаза серые. Он носил удобную обувь и костюм – совсем новый. Она вздохнула с облегчением и разочарованием. Она так устала!

Она признается, защитит Грейс как может, отбудет свое наказание и продолжит жить своей жизнью.

– Меня зовут Кевин Фицпатрик.

– Фитц, – пробормотала она, почувствовав легкую улыбку на губах, радуясь, что это друг Марка арестовывает ее.

Она отшатнулась в сторону, и он потянулся за ней, хватая за локоть, чтобы удержать от падения.

– Ого, – произнес он. – Головокружение? – Хэдли кивнула.

– Что скажешь, если мы немного перекусим? – спросил он с чистым бруклинским акцентом.

Хэдли выпалила:

– Я хочу признаться.