Голова болела, сердце тоже, все, что происходило и происходит, переполняло ее. Она не хотела, чтобы Джимми приезжал, но теперь, когда он был здесь – спокойный и уверенный в себе – так заманчиво было ослабить бдительность и вернуться к своим старым привычкам. Простить его, отказаться от контроля и доверять, когда он говорит, что сожалеет и что это больше никогда не повторится. Это лучшая и худшая часть Джимми – то, насколько он хорош и как легко довериться ему, ошибочно полагая, что он никогда не подведет, но это доверие каждый раз рушится. Потому что, несмотря на его недостатки – вернее «недостаток», напомнила она себе, в единственном числе: одну-единственную изматывающую слабость – его любовь была реальна. И каждый раз, когда он смотрел на нее, лед в ее сердце таял все больше.

Вчера она верила, что у них есть шанс, хоть и слабый, но шанс. Но сегодня, несмотря на то, что они продолжали действовать – ехать в Омаху, делать вид, что она сядет на самолет со Скиппером и Майлзом, – она знала, что шансов попасть хоть куда-нибудь, кроме тюрьмы, практически не было.

Даже сейчас, стоя здесь, в глуши, она была уверена, что кто-нибудь их узнает. Их история транслировалась от одного побережья до другого, и вся Америка наблюдала за развитием их драмы, как если бы это было отличное развлечение, захватывающее реалити-шоу без продюсеров: две мятежные мамаши бегут от закона со своими детьми наперевес, в агентов ФБР стреляют перед бейсбольными стадионами, сумасшедшие отцы похищают девочек-подростков. Сочно и ненавязчиво. Невероятно, – подумала бы она, если бы это не случилось с ними.

Присутствие Джимми делало их немного менее заметными. Никто не знал, что он присоединился к ним, и, глядя на них с Джимми, уверенно шагающим в своей форме, можно было подумать, что они семья военного, которая наслаждается отпуском, а не знаменитые беглянки. Но в какой-то момент кто-нибудь их узнает и тогда все будет решено.

Хэдли, Скиппер и Джимми вышли из магазина, Джимми подбрасывал Майлза на сгибе руки, а Майлз смеялся громким гортанным смехом, который с каждым днем становился все громче. Скиппер расхаживал рядом с ними в своей новой форме, гордый, как павлин, демонстрирующий новые перья. На нем были камуфляжные штаны, камуфляжная куртка, камуфляжная кепка и коричневые ботинки. Он выглядел как супер-Рэмбо, но кривая улыбка и его странная походка уменьшали градус суровости. Скиппер явно обожествлял Джимми.

Ее глаза наполнились слезами, когда она подумала о том, как здорово Джимми обошелся со Скиппером. У него всегда был дар ладить с людьми – старыми или молодыми, неважно. Он просто никогда не торопился, проявляя необычайную доброту и терпение, а потом запросто становился их лучшим другом.

Хэдли шла с другой стороны, улыбаясь тому, что он говорил.

Предательница, – подумала Грейс, чувствуя одновременно с этим благодарность. Она впервые видела улыбку Хэдли с тех пор, как Марка застрелили, а Мэтти увезли. Весь прошедший день Грейс наблюдала, как Хэдли постепенно оправлялась от шока, периодически впадая в уныние. То она казалась ошеломленной, то непрерывно курила и плакала.

Словно поняв, что она улыбнулась, и почувствовав себя странно, Хэдли остановилась, ее глаза забегали по сторонам, чтобы посмотреть, не заметил ли кто-нибудь. Грейс отвернулась, чтобы не выдать себя.

Она хотела сказать ей, что все в порядке. И улыбка вовсе не означает, что ей все равно. Это всего лишь симптом продолжающейся жизни, что неизбежно. Какими бы катастрофическими ни были события, даже во время страшных трагедий сердца продолжают биться, легкие продолжают качать воздух, а иногда происходят даже забавные вещи.

Боль меняет человека, меняет навсегда и клеймит собой душу. Вечная боль, – так называла это бабушка, но, как ни удивительно, мы все ее переживаем. И со временем даже вечная боль отступит и станет менее острой. Ты проснешься однажды и обнаружишь, что она больше не заполняет каждый уголок твоего разума. Она все еще там, скрывается где-то на заднем плане, но менее выражена, и нужно хорошо сконцентрироваться, чтобы вновь почувствовать ее.

Джимми остановился перед ней, а Хэдли и Скиппер продолжили идти. Он сделал шаг к ней, а она отступила.

Он перестал подбрасывать Майлза и уставился в пол, а потом снова посмотрел на нее.

– Грейс.

Она покачала головой и сложила руки на груди, ее сердце забилось силнее, она чувствовала одновременно любовь и боль.

Он вздохнул, посмотрел на горизонт, а потом на носки своих ботинок.

– Прости меня.

Его слова склонили чашу весов, кровь прилила к ее лицу, и она быстро отступила.

– Я знаю, что говорить это неправильно, но я пытаюсь придумать, что еще сказать, и не могу подобрать слова. Я облажался. Правда облажался.

Она смотрела на него, ее ноздри раздувались, в ней было столько ярости и боли, что она боялась открыть рот из страха перед тем, что все это может выйти наружу.