В отличие от событий вчерашнего дня, все происходящее больше ее не шокировало.
Сегодня была среда, день, когда она должна была передать Скиппера Ванессе, прежде чем уехать с Мэтти, чтобы начать новую жизнь, о которой имела весьма туманное и расплывчатое представление.
Все казалось таким нереальным: Фрэнк – убийца, Мэтти забрали, у нее больше нет дома, из которого можно бежать или куда можно вернуться, и в такие моменты Хэдли казалась настолько полностью потерянной, что можно было подумать, будто она живет в альтернативной вселенной и существует за пределами всего этого.
План по-прежнему заключался в том, что Скиппер поедет с Грейс в Лондон, а Хэдли будет пытаться найти способ присоединиться к ним. Но как? У нее не было денег, ей некуда было идти. А Мэтти все еще была где-то здесь. Как она может поехать в Лондон, если Мэтти все еще здесь?
По крайней мере, Скиппер чувствовал себя лучше. Во многом благодаря Джимми. После того, как Джимми отнес Скиппера к машине, что-то в нем изменилось. Подобно осиротевшему утёнку, который первое увиденное живое существо воспринимает как мать, он возложил роль отца на первого увиденного лидера-мужчину, и Джимми повел его за собой, возможно, понимая, насколько хрупок был Скиппер.
Все началось с небольшого разговора о бейсболе, спорте, в котором, к счастью, Джимми неплохо разбирался, но через некоторое время он перешел к рассказу об армии. Джимми рассказал Скипперу о своей работе в Афганистане, опустив плохие моменты, в основном описывая парней из его подразделения. Он говорил о каждом из них, их прозвищах и о том, как они их заработали – это была тема, близкая и дорогая сердцу Скиппера. В конце концов разговор перешел на форму Джимми, и он терпеливо объяснил, что в армии тоже есть разные «команды» и каждый солдат носит свою форму. В какой-то момент он даже снял свою куртку и протянул ее над сиденьем, чтобы Скиппер мог рассмотреть различные нашивки, пока Джимми объяснял, что каждая из них означает.
Грейс притворилась, что не слушает, но Хэдли могла поклясться, что она слушала, ее челюсть сильно сжималась, когда она пыталась не обращать на происходящее внимания.
Часть изменений Скиппера были связаны и с тем, что случилось с Фрэнком. Ему потребовалось некоторое время, чтобы обдумать это, но как только он закончил, Хэдли уверилась, что у него сложилось очень твердое мнение об этом событии. У Скиппера было хорошо развито чувство правильного и неправильного, и, хотя он обладал замечательной способностью не обращать внимания на проблемы и был самым непредвзятым человеком, которого она знала, он никогда ничего не забывал, и неправильное в его глазах всегда оставалось для него неправильным, поэтому он редко прощал. Таков он был.
Хэдли спросила его, что он думает о произошедшем, когда они шли в ломбард, и он сказал: «Тренер застрелил того человека, который был с нами в машине, когда я оставил свою форму в бассейне, а еще он забрал Первую Базу». Затем его лицо потемнело, и он добавил: «И это все, что можно сказать». Затем он прошел на несколько футов вперед, давая понять, что не хочет говорить об этом снова.
Прямолинейность Скиппера – причина, по которой ему все еще нужно было ехать с Грейс. Если Скиппера когда-нибудь спросят, он в мельчайших подробностях расскажет о том, чему он был свидетелем, ничего не упустив, и все ему поверят. Скиппер никогда не лгал, и память у него было отменная – странный дар на запоминание мест, людей и событий. Сам того не желая, он подставит и Хэдли, и Грейс, может упомянуть и Мелиссу и уж точно расскажет о Джимми. Эффект домино, созданный его идеальной, безыскусной памятью.
Машина замедлила ход, когда Джимми свернул на Норт-Платт, и через минуту они подъехали к парковке торгового центра.
– Скоро вернусь, – бросила Грейс, выходя из машины вместе с Майлзом.
Майлз начал суетиться за несколько минут до этого, ему явно надоело быть привязанным к груди Грейс и, вероятно, ему нужно было сменить подгузник. Как профессионал, Грейс отцепила его от детского слинга и перекинула через плечо, усадив его так, будто это была сущая мелочь, а Джимми рядом с ней сиял, как будто она была самой лучшей матерью на планете. Грейс закатила глаза, но Хэдли видела, что она была полна гордости, ее спина чуть выпрямилась, когда она направилась ко входу.
Джимми припарковался в тени и повернулся на сиденье боком, чтобы посмотреть на них. И снова Хэдли была очарована. Однако женская солидарность в ней запротестовала, она понимала, что выказывать симпатию человеку, причинившему Грейс столько боли, – это предательство, но не симпатизировать ему – все равно что пытаться не любить супермена. Он был мускулистым, с очаровательной улыбкой. Есть что-то в человеке в форме, заставляющее поверить в то, что он хороший, даже если он ничего не сделал, чтобы доказать это. Как будто он олицетворяет собой правду, справедливость и американский образ жизни, и от этого ей хотелось встать и отдать честь, или зааплодировать, или связать носки в благодарность за его мужество, службу и самоотверженность.
Она знала, что он облажался. Это была его вина, что Грейс и Майлз попали в такую передрягу. Но теперь, когда он был здесь, улыбался ей в своей армейской расстегнутой форме, а жетоны свисали с его футболки, откровенно говоря, обижаться было трудно.
– Так, молодой человек, – обратился он к Скипперу. – Что скажешь, если мы купим тебе собственный комплект армейской формы? Сделаем тебя настоящим рядовым.
Хэдли ждала, пока Скиппер покачает головой и дерзко ответит: «Нет», – ответ, который он давал каждый раз, когда кто-то предлагал ему надеть что-то другое, кроме бейсбольной формы. Но вместо этого он шокировал ее:
– Рядовым? Новичком?
– Ага, – кивнул Джимми. – Рядовой начинает с простого мундира, а потом зарабатывает все остальное.
– А я могу носить форму? – медленно спросил Скиппер, и на лице его появился благоговейный трепет.