— Он… он зверь! — произносит она, тщательно выговаривая слова. — Чудовище! Пожалуйста, вы должны помочь мне!

— Открой камеру, и я помогу!

Стражница пытается отцепить кольцо с ключами от ремня, но из-за шока у нее получается из рук вон плохо.

— Быстрее же, ну, быстрее! — торопит Мулагеш.

В дверь с той стороны врезается что-то огромное, раздается жуткий грохот. Стражница замирает от ужаса. Следует еще один мощный удар, створка снова сотрясается. Потом в нее бьют еще и еще раз.

Стекло в окошке двери дрожит. Раздается скрежет — это мало-помалу поддается полузадвинутый засов.

— О нет, — шепчет стражница.

Еще один удар — и дверь распахивается. Мулагеш не успевает понять, кто и что вошло внутрь, как стражница начинает пронзительно кричать — не от ужаса, а от боли. Мулагеш смотрит на девушку: из левого бока ее торчит незнамо откуда взявшийся нож. Нож огромный, широкий и черный, и он очень знаком Мулагеш.

Сигруд йе Харквальдссон входит в дверь, тяжело дыша то ли от усталости, то ли от гнева. Он с головы до ног покрыт кровью, на лице и груди — запекшиеся потеки того, что брызгало из тел и голов. Лицо у него все в синяках, а на левой руке — порез, но в целом понятно, что Сигруд вышел безоговорочным победителем из всех схваток.

— Сигруд, что ты делаешь? — орет Мулагеш. И тут она понимает, кого он бил и убивал за дверью, — и ее гнев тысячекратно усиливается. — Ублюдок. Что ты натворил!

Не обращая на нее никакого внимания, Сигруд подходит к стражнице, которая слабо копошится на полу, пытаясь отползти. Он хватает ее за волосы и за пояс и поднимает в воздух, и тут Мулагеш замечает, что у него носом обильно идет кровь.

Вот оно что — это ярость берсерка. Сигруд сошел с ума.

И хотя Турин понятия не имеет, что могло довести его до такого состояния, ясно одно: Сигруд сейчас — самый опасный человек в форте Тинадеши.

В ужасе она смотрит на то, как Сигруд бьет головой стражницы по прутьям решетки, бьет с такой силой, что кожа на лбу девушки лопается, как переполненная сумка. Она больше не кричит, глаза ее пусты — видно, потеряла сознание. Или… или.

— Прекрати! — кричит Мулагеш. — Прекрати!

Но он и не думает прекращать. Он со всей силы прикладывает голову стражницы о решетку, выбрасывая вперед руку, бьет еще и еще, и с каждым ударом ее лицо все больше деформируется — между виском и щекой появляется все более расширяющаяся трещина. Из правого глаза девушки течет кровь, а Сигруд тошнотворно мерно ударяет ее головой о решетку.

— Говнюк! — орет Мулагеш. — Тупой ублюдок!

Голова девушки полностью обезображена, и Сигруд откидывает ее в сторону и как дикий зверь бросается на решетку. Мулагеш едва успевает отскочить и ускользнуть от его пальцев, метивших вцепиться ей в горло. Он в ярости кричит, пытаясь дотянуться до нее, колотя руками и ногами по решетке. Затем, рыча, отступает, вцепляется в прутья и со всей силой тянет их на себя.

Выдрать решетку камеры — это слишком даже для него. Так должно быть — но Мулагеш знает: форт Тинадеши построен слишком давно, и, подобно засову на двери, не все в нем соответствует современным инженерным стандартам. И тут — точно, так и есть, — решетка начинает скрипеть и стонать, в воздух вырываются облачка пыли, словно сам камень начинает подаваться этой бешеной ярости.

Сигруд, рыча и ворча, упирается пятками в пол и дергает снова. Дверные петли жалобно стонут.