Глава шестая

Фролов и Бурматов опоздали на завтрак. Пришли в столовую опухшие, красноглазые и встревоженные, но, увидев Гуляева, облегченно выдохнули.

Иван уже сидел за столом и хмуро ковырялся ложкой в застывшей овсяной каше.

Лагерь просыпался. Вчерашние русские пленные, будущие пропагандисты РОА, — чистые, побритые, в новенькой немецкой форме — стояли в очереди за едой, им наваливали тарелку каши, вручали по два ломтика хлеба и кружку с горячим чаем. За окном медленно светало.

Фролов и Бурматов подсели с подносами к Гуляеву.

— Вы до утра, что ли, там зависали? — спросил он, не поздоровавшись.

— А ты где был? — спросил Фролов. — Кто-то стрелял, началась суматоха, нас просто выставили за дверь и велели убираться.

— В полицию забрали, — сказал Гуляев.

— Ого… — Бурматов почесал в затылке. — И что?

— Да ничего. Спросили, кто такой и откуда, да и отпустили.

Рассказывать обо всем, что произошло, ему не хотелось. Немного поели молча.

— Слушайте, — сказал он, чуть подумав. — А этого странного майора, Цвайгерта, больше не видели?

Оба замотали головами.

Иван ощущал тревогу. То самое чувство, когда ужасно хочется, чтобы все продолжалось как шло, но уже случилось нечто непоправимое, отчего жизнь больше не станет прежней. А ведь для этого он и пошел на сотрудничество; ему отчаянно хотелось, чтобы существование стало хотя бы немного более предсказуемым, чтобы был не только день сегодняшний, с попытками не опухнуть с голоду в лагере и не замерзнуть на деревянной кровати, но и хоть какое-то завтра.

Слово «завтра» теперь сулило мало хорошего.