Глава шестьдесят пятая

– Я прямо заявляю, что не знаю, которую из них мне любить, – говорит герцог д’Эйен. – Мы все согласились, что нынче стало модным любить свою сестру, однако которую же мне выбрать? Из четырех, оставшихся у меня, одна – сущий дьявол, другая – пьяница, третья – зануда, а четвертая наполовину безумна. Что вы мне посоветуете, Ваше Величество?

Луи хохочет во все горло, а остальные гости хихикают, отдавая должное его чувству юмора. Мы ужинаем в апартаментах Шуазеля. Хозяин наш равно умеет и работать, и веселиться, и вечера у него всегда пользуются большим успехом, а кухня заслуживает наивысших похвал. В тот день мы ели телячьи горлышки и голубей со сливочным маслом, и я не могла не восхититься изящным обеденным сервизом из фарфора и помещенным в центре стола искусно сделанным сахарным лебедем, выкрашенным в алый цвет.

Сам Шуазель, его супруга Онорина и сестра Беатриса быстро оказались при дворе в центре внимания. Благодаря тому обожанию, с которым Шуазель относится к Беатрисе, сестры знатных особ неожиданно вошли в моду. Франни сообщила мне вчера, что она стала звать герцога Птолемеем, – в честь династии фараонов, которые женились на своих сестрах.

– Я не совсем уверен, что сумею дать вам верный совет, – говорит наконец король. – Я бы, пожалуй, выбрал сущую дьяволицу – с нею интереснее всего. А как другие посоветуют Эйену решить столь важную для него проблему?

– Пьяницу! По крайней мере, вы всегда можете пить вместе и получать от этого удовольствие. И снова повторю: это вино – отличное! – Шуазель – великий знаток вин. Он сказал, что самыми тяжелыми в его жизни были годы, проведенные в Вене, где он принужден был пить отвратительные австрийские вина.

– Остановитесь на простушке – с нею же интересно играть, прямо как с ребенком. И не настолько уж они теряют разум, можно любить их, как вам только вздумается, – вставляет принц де Субиз.

– Ну, я бы на вашем месте, – говорит маркиз де Гонто, – выбрал зануду. Например, я научился, общаясь со своей сестрой, притворяться внимательно слушающим, тогда как на самом деле не улавливал ни словечка.

– Сестры – это такая категория дам, в которых Ваше Величество особенно хорошо разбирается, – заявил князь де Бово, один из двадцати близких родственников Мири. Ради ее удовольствия я часто приглашаю его на наши обеды, но чувство юмора у него развито только наполовину, и он обладает особым талантом говорить невпопад. Вздыхаю. Да, я настояла на его приглашении, но больше этого делать не стану.

После такого неуклюжего напоминания о сестрах лицо короля мрачнеет и настроение готово вот-вот перемениться, но тут Шуазель – тот, кто ввел новую моду, – подал знак своей сестре Беатрисе, герцогине де Грамон, встать.

– За сестер! – провозглашает тост Шуазель, улыбаясь Беатрисе. – В отличие от вас, милостивый государь, – поклон в сторону Эйена, – у меня нет никаких трудностей в выборе. Я могу любить ту единственную, которая у меня есть, зная, что она совершенна подобно звездочке в небе.

– За сестер! – подхватывает Беатриса своим хрипловатым голосом и холодно улыбается.

Она не относится к тем, кому я симпатизирую. Она страшна, как смертный грех, с чем и сама легко соглашается. Слишком крупные черты у мужчины могут заинтересовать, но у женщины они не к месту. Возможно, Беатриса остроумна, с ней не заскучаешь, но под ее грубоватой внешностью я ощущаю еще более жесткую душу, ледяную гору честолюбия и зависти. Хотя меня она старательно обхаживает, я испытываю к ней столь же глубокое недоверие, сколь безоговорочно доверяю ее брату. Она тоскливо прозябала в монастыре, пока брат не вернулся в Версаль и не устроил для нее замужество. Герцог де Грамон – пьяница, а вид у него такой, словно природа хотела сотворить его цирюльником. Поговаривают, что теперь она взяла себе четырнадцатилетнего любовника, причем не кого-нибудь, а своего же племянника.

– Когда я был в Австрии, – замечает Шуазель, – мне выпало удовольствие познакомиться с юными дочерями императрицы. Исключительно приятная компания сестер… Кстати, как лучше всего охарактеризовать группу сестер? Непоседы? Трещотки? Даже не знаю, право.

– Пусть одна из этих эрцгерцогинь достанется нашему герцогу Бургундскому! – выкрикивает Бово.

Я нахмурилась. Король теперь не любит разговоров о политике за столом, а малыш герцог серьезно болен. Доктора вынесли свой вердикт: туберкулез кости. Но Луи лишь милостиво улыбается.

– Не уверен, что австрийская принцесса придется у нас ко двору. Конечно, сейчас Австрия – наша союзница, но дружим мы совсем недавно… Французы ни за что не примут австриячку в качестве своей будущей королевы. – Хотя заключение брака между одной из дочерей императрицы и одним из внуков Людовика было включено отдельной статьей в наш договор с Австрией, королю эта мысль до сих пор не особенно нравится.

– Это самый лучший путь к тому, чтобы сделать наш союз прочным, сир, – поспешно вставляет Шуазель, и я вижу, что ему эта мысль по нраву.

Любопытно. Это надо будет обсудить с ним позже. Его влияние на Людовика растет не по дням, а по часам, а все былые недоразумения решительно преданы забвению. Война, как мы надеемся, скоро закончится, хотя похоже, что для Франции ее исход будет не слишком удачным. Но нынче вечером можно позабыть обо всех тревогах и целиком предаться развлечениям.

– Ну а теперь, – продолжает Шуазель игривым тоном, – позвольте предложить почтенным гостям развлечения. – Несмотря на некоторую одутловатость лица, его можно назвать весьма привлекательным мужчиной. Правда, злые языки утверждают, что волосы у него под париком морковного цвета.